Алмазный эндшпиль

– И теперь я не знаю, что делать и как им помочь, – закончила она. – Верман с Дворкиным оказались между молотом и наковальней, и мне больно на них смотреть. Что бы они сейчас ни придумали – все будет плохо. Если то, что они говорят о Хрящевском, истинно хотя бы наполовину, то им нужно бежать и скрываться. Но бежать они не хотят – считают, что он их найдет.

– Правильно считают, – подтвердил Антон. – Н-да, любопытная история… Слушай, мне только одно в ней непонятно.

– Что?

– Верман попытался смошенничать. И мне его ничуть не жаль, потому что он сам выбрал свою участь. Не обижайся, но для меня он всего лишь жулик, который решил кинуть глупую девицу. Девица оказалась подставной, но это дела не меняет.

– Я не обижаюсь, – грустно сказала Майя, думая о том, насколько далека эта характеристика от Мони Вермана.

– Тогда объясни мне: что ты делаешь в этой истории? Тебе предложили уйти, но ты этим предложением отчего-то не воспользовалась. Но почему? Твоих евреев ждет печальное будущее. Кто бы ни добрался до них первым, Купцов или Хрящевский, им в любом случае не поздоровится. Но зачем тебе быть замешанной в этом? Сейчас нужно держаться как можно дальше от них, потому что они лезут в откровенную уголовщину. Ты это понимаешь?

– Понимаю.

– Тогда позвони и скажи, что ты не выйдешь на работу ни завтра, ни послезавтра – вообще больше никогда. Это единственное верное решение. Поверь мне, Майя, я знаю, кто такой Хрящевский: с ним действительно лучше не шутить. Считай, что твой Верман отныне чумной. Уходи от него.

Майя покачала головой и сильнее закуталась в одеяло.

– Я не могу.

– Почему? Он что, шантажирует тебя? Не выплачивает тебе денег?

– Не в этом дело, Антон. Все он мне выплачивает, – отмахнулась Майя.

– А в чем же тогда?

Она подумала немного, разглядывая его. В конце концов, этот человек уже столько знает, что бессмысленно наводить таинственность вокруг ее незамысловатой семейной истории.

– Наверное, нужно кое-что рассказать, чтобы ты лучше понял… – медленно начала Майя. – Тебе правда интересно?

Антон кивнул, совершенно искренне.

– Тогда слушай.

Она пристроилась поближе к нему, обхватила колени, и в ее облике появилось что-то детское.

– Меня воспитывал отец. Маму я помню, но не очень хорошо: она заболела и умерла, когда мне было три года. Ее родители хотели забрать меня к себе в Воронеж, но отец не согласился. Кстати, из-за этого вся родня с ним перессорилась – они-то считали правильным, чтобы ребенка воспитывали дедушка с бабушкой, а не одинокий мужчина. Вслух выразили ему свое неудовольствие, а втайне рассчитывали, что он образумится, отдаст меня. К тому же бабушка с дедушкой очень тосковали после смерти дочери и высказали папе, что он поступает жестоко: у них такое горе, а он даже не пытается помочь им пережить его. Вот если бы у них была маленькая девочка, о которой они могли бы заботиться, воспитывать ее – тогда другое дело.

– А что твой отец?

– Папа заявил, что не позволит затыкать родным ребенком дыры в чужом горе. Он вообще был резким человеком, а смерть мамы сильно ожесточила его. Он ее очень любил. Много лет спустя признался мне, что хотел жениться второй раз исключительно затем, чтобы у меня была мачеха – но не смог. Оказался не в силах представить кого-то на ее месте. Папа был однолюб, что казалось невероятным при его внешности: высокий, синеглазый, черноволосый. В него влюблялись женщины, писали ему удивительные признания – а он не знал, что делать с этими признаниями, смущался, мучился, даже со мной пытался советоваться, когда я подросла. Он был такой немножко неуклюжий во всем, кроме своей профессии.

– Чем он занимался?

– Он был ювелир, причем самоучка. Я любила смотреть, как он, такой большой, встрепанный, сидит над рабочим столом, и из-под его рук выходит тончайшее, нежнейшее украшение. Папа проводил со мной очень много времени: читал мне, лепил из пластилина целые города со смешными человечками, играл во все дурацкие игры, которые я придумывала…

Майя замолчала, с улыбкой глядя куда-то за спину Антона.

– А бабушка с дедушкой?

Она встрепенулась, словно он разбудил ее своим вопросом.

– Бабушка?.. Да, меня отправляли к ним на лето под Воронеж. Она и дед практически не общались с отцом, связующим звеном была только я. И его дело не считали мужским, так прямо и говорили: бабское занятие. Я огорчалась, даже плакала из-за этого. Только потом узнала, что самые известные ювелиры – мужчины.

– То есть вырастил тебя отец…