Алмазный эндшпиль

– Вы хотите, чтобы Сему ждала такая же судьба? – безжалостно сказал Антон. – Хрящевский решил нас наказать, а заодно извлечь выгоду. Мы взбесили его, попытавшись ослушаться! Могу поклясться, теперь он пойдет на все, но проучит нас. Можем заключить пари: как долго проживет Дворкин после того, как на стол прокурора ляжет заявление о его похищении. Хотите опознавать Сему по разложившимся останкам? Может, Хрящ и не получит камня, но Дворкина он вам не отдаст. Поймите вы оба – Хрящевский только что объявил вам войну и захватил первого военнопленного. Будете сражаться? Рискуя его жизнью?

Ответом ему было гнетущее молчание.

Наконец Моня сдался:

– Нет. Конечно же, нет.

– Тогда у вас нет выбора. Нужно передать «Француза» Хрящевскому.

– Подождите! – воскликнула Майя. – Где гарантия, что, получив бриллиант, Хрящевский не убьет Сему?

– Нет такой гарантии, – отрезал Белов. – Никто тебе ее не даст. Зато я могу дать гарантию, что если Хрящевский не получит бриллиант, он совершенно точно убьет его. Моей гарантии тебе будет достаточно?

Верман совершенно сник. Майя сползла на пол рядышком с его стулом, обхватила колени руками. Белов стоял над ними – прямой, бесстрастный – и молча ждал.

– Звоните сейчас, – поторопил их Антон. – Звоните и соглашайтесь. Каждая минута промедления – это дополнительные страдания для Семы. Думаете, с ним будут хорошо обращаться? Я сомневаюсь.

Его слова окончательно решили дело. Моня тяжело поднялся, достал телефон и набрал номер.

– Я согласен на ваше предложение, – глухо сказал он в трубку, когда ему ответили. – Говорите, где и когда состоится передача.

Три часа спустя возле банка остановилась длинная серебристая «ауди», из которой выбрались трое: охранник, за ним низенький пожилой человечек с круглой лысиной и представительный полный мужчина барственного вида. Дымов, а это был именно он, ухватил за рукав человечка, покорно стоящего на тротуаре, и предупредил:

– Верман, чтобы без глупостей!

Моня открыл рот, чтобы возразить, но промолчал. Он казался совершенно раздавленным.

Телохранитель оглядел улицу, плотно заставленную машинами, и мрачно пробасил:

– Валентин Петрович, нехорошее местечко. Слишком много тачек, половина – темные. Кто в них сидит, не разберешься.

Дымов на секунду задумался, испытующе взглянул на Моню:

– Ты кому-то говорил о том, что должен передать нам? Говорил?

– Вы с ума сошли, – пробормотал Верман. – Кому я мог об этом сказать?

– Смотри, Моня-шмоня, если на нас нападут, твоему Дворкину сделают обрезание головы, – предупредил Дымов.

Верман не отреагировал. Он бессмысленно смотрел перед собой, поджав губы.

– Вот что, Цепов, – вполголоса сказал Валентин Петрович телохранителю, – оставайся здесь и вызови-ка бригаду на всякий пожарный. Пускай ребята рассредоточатся там, там и там. – Он показал рукой. – Мало ли какая сволочь задумала нас здесь дождаться. Все-таки не пакет молока повезем, а деньги.

Никто, кроме Хрящевского и Дымова, не знал, что должен забрать Верман из ячейки, и начальник службы безопасности не собирался посвящать подчиненных в подробности операции. «Повезем бабки», – сообщил он, и этого было более чем достаточно.

Но хмурый Цепов был прав, Валентин Петрович не мог с ним не согласиться. Они все делали быстро, слишком торопились, и совершенно упустили из виду, что не они одни могут охотиться за «Голубым Французом».

Конечно, Вермана обыскали с головы до пят перед тем, как ехать в банк. Дымов лично руководил осмотром и испытал садистское удовлетворение, наблюдая, как два здоровенных парня осматривают голого, красного, как из бани, ювелира. Он не отказал себе в удовольствии заставить старика наклониться, чтобы показать задний проход, и даже очень смешно пошутил насчет газовой камеры, что вызвало веселье у его ребят.

Никакой аппаратуры, никаких жучков на ювелире не оказалось. Одежду исследовали так тщательно, что нашли бы и вошь, вспороли и пересмотрели подкладку, даже в подошву ботинок Вермана пытались заглянуть. Каблук открутить не смогли, и Дымов не поленился, сгонял помощника в обувной магазин за новой парой обуви.

– Вот тебе и подарочек от нас, – ухмыльнулся он, глядя, как потный Верман пытается запихнуть ногу в ботинок не по размеру. – Считай, бонус за хорошее поведение.

Он потрепал ювелира по щеке.

– А будешь хорошо себя вести, получишь еще что-нибудь!

Верман даже не отшатнулся – только глаза у него стали как у побитой собаки. Но Дымов не собирался останавливаться. Из-за этого паршивого еврея он натерпелся унижений от Хрящевского и теперь мстил, мстил от души.

Перевозчик подтвердил, что Верман не обращался в прокуратуру. Слишком испугался за жизнь своего приятеля. И правильно! Потому что Хрящевский и в самом деле впал в бешенство и приказал замочить старого козла, если что-то пойдет не так.

И все же нельзя было исключать, что кто-то еще, кроме них, охотится за «Голубым Французом». Темная лошадка, Генрих Краузе, мог захотеть сыграть свою собственную игру. Верман клялся, что они обо всем договорились: восемь миллионов – и Краузе забирает бриллиант, а еврей остается при деньгах. Но вдруг, вдруг…