Алмазный фонд

Осень в Сигулде

Свисаю с вагонной площадки,

прощайте,

прощай мое лето,

пора мне,

на даче стучат топорами,

мой дом забивают дощатый,

прощайте,

леса мои сбросили кроны,

пусты они и грустны,

как ящик с аккордеона,

а музыку - унесли,

мы – люди,

мы тоже порожни,

уходим мы,

         так уж положено,

из стен,

       матерей

              и из женщин,

и этот порядок извечен,

прощай, моя мама,

у окон

ты станешь прозрачно, как кокон,

наверно, умаялась за день,

присядем,

друзья и враги, бывайте,

гуд бай,

из меня сейчас

со свистом вы выбегайте,

и я ухожу из вас,

о родина, попрощаемся,

буду звезда, ветла,

не плачу, не попрошайка,

спасибо, жизнь, что была,

на стрельбищах

в 10 баллов

я пробовал выбить 100,

спасибо, что ошибался,

но трижды спасибо, что

в прозрачные мои лопатки

входило прозренье, как

в резиновую перчатку

красный мужской кулак,

"Андрей Вознесенский" - будет,

побыть бы не словом, не бульдиком,

еще на щеке твоей душной -

"Андрюшкой",

спасибо, что в рощах осенних

ты встретилась, что-то спросила

и пса волокла за ошейник,

а он упирался,

спасибо,

я ожил, спасибо за осень,

что ты мне меня объяснила,

хозяйка будила нас в восемь,

а в праздники сипло басила

пластинка блатного пошиба,

спасибо,

но вот ты уходишь, уходишь,

как поезд отходит, уходишь...

из пор моих полых уходишь,

мы врозь друг из друга уходим,

чем нам этот дом неугоден?

Ты рядом и где-то далеко,

почти что у Владивостока,

я знаю, что мы повторимся

в друзья и подругах, в травинках,

нас этот заменит и тот -

"природа боится пустот",

спасибо за сдутые кроны,

на смену придут миллионы,

за ваши законы - спасибо,

но женщина мчится по склонам,

как огненный лист за вагоном...

Спасите!

Вступление

Открывайся, Америка!

Эврика!

Короную Емельку,

                                   открываю, сопя,

В Америке — А м е р и к у,

В себе —

                с е б я.

Рву кожуру с планеты,

                                        сметаю пыль и тлен,

Спускаюсь

                в глубь

                            предмета,

Как в метрополитен.

Там груши — треугольные,

                                             ищу в них души голые.

Я плод трапециевидный

                                              беру не чтоб глотать —

Чтоб стекла сердцевинки

Сияли, как алтарь!

Исследуйте, орудуйте,

                                           не дуйте в ус,

Пусть врут, что изумрудный, —

Он красный, ваш арбуз!

Вгрызаюсь, как легавая,

                                         врубаюсь, как колун...

Художник хулиганит?

Балуй,

           Колумб!

По наитию

                     дую к берегу...

Ищешь

            Индию —

Найдешь

              Америку!

* * *

Ж.-П.Сартру

Открывайся, Америка!

Эврика!

Короную Емельку,

                                   открываю, сопя,

В Америке — А м е р и к у,

В себе —

                с е б я.

Рву кожуру с планеты,

                                        сметаю пыль и тлен,

Спускаюсь

                в глубь

                            предмета,

Как в метрополитен.

Там груши — треугольные,

                                             ищу в них души голые.

Я плод трапециевидный

                                              беру не чтоб глотать —

Чтоб стекла сердцевинки

Сияли, как алтарь!

Исследуйте, орудуйте,

                                           не дуйте в ус,

Пусть врут, что изумрудный, —

Он красный, ваш арбуз!

Вгрызаюсь, как легавая,

                                         врубаюсь, как колун...

Художник хулиганит?

Балуй,

           Колумб!

По наитию

                     дую к берегу...

Ищешь

            Индию —

Найдешь

              Америку!

* * *

В.Шкловскому

Жил художник в нужде и гордыне.

Но однажды явилась звезда.

Он задумал такую картину,

Чтоб висела она без гвоздя.

Он менял за квартирой квартиру,

Стали пищею хлеб и вода.

Жил, как йог, заклиная картину.

Она падала без гвоздя.

Стали краски волшебно-магнитны,

Примерзали к ним люди, входя.

Но стена не хотела молитвы

Без гвоздя.

Обращался он к стенке бетонной:

«Дай возьму твои боли в себя.

На моих неумелых ладонях

Проступают следы от гвоздя».

Умер он, изможденный профессией.

Усмехнулась скотина-звезда.

И картину его не повесят.

Но картина весит без гвоздя.

Скрымтымным

«Скрымтымным» — это пляшут омичи?

скрип темниц? или крик о помощи?

или у Судьбы есть псевдоним,

темная ухмылочка — скрымтымным?

Скрымтымным—то, что между нами.

То, что было раньше, вскрыв, темним.

«Ты-мы-ыы...» — с закрытыми глазами

в счастье стонет женщина: скрымтымным.

Скрымтымным — языков праматерь.

Глупо верить разуму, глупо спорить с ним.

Планы прогнозируем по сопромату,

но часто не учитываем скрымтымным.

«Как вы поживаете?» — «Скрымтымным,..»

«Скрымтымным!» - «Слушаюсь. Выполним».

Скрымтымным — это не силлабика.

Лермонтов поэтому непереводим.

Лучшая Марина зарыта в Елабуге.

Где ее могила? —скрымтымным...

А пока пляшите, пьяны в дым:

«Шагадам, магадам, скрымтымным!»

Но не забывайте — рухнул Рим,

не поняв приветствия: «Скрымтымным».

Молитва

Когда я придаю бумаге

черты твоей поспешной красоты,

я думаю не о рифмовке -

с ума бы не сойти!

Когда ты в шапочке бассейной

ко мне припустишь из воды,

молю не о души спасенье -

с ума бы не сойти!

А за оградой монастырской,

как спирт ударит нашатырный,

послегрозовые сады -

с ума бы не сойти!

Когда отчетливо и грубо

стрекозы посреди полей

стоят, как черные шурупы

стеклянных, замерших дверей,

такое растворится лето,

что только вымолвишь: "Прости,

за что мне, человеку, это!

С ума бы не сойти!"

Куда-то душу уносили -

забыли принести.

"Господь,- скажу,- или Россия,

назад не отпусти!"

* * *

Ну что тебе надо еще от меня?

Чугунна ограда. Улыбка темна.

Я музыка горя, ты музыка лада,

ты яблоко ада, да не про меня!

На всех континентах твои имена

прославил. Такие отгрохал лампады!

Ты музыка счастья, я нота разлада.

Ну что тебе надо еще от меня?

Смеялась: "Ты ангел?" - я лгал, как змея.

Сказала: "Будь смел" - не вылазил из спален.

Сказала: "Будь первым" - я стал гениален,

ну что тебе надо еще от меня?

Исчерпана плата до смертного дня.