Алмазный король

— А я очень благодарен судьбе за то, что вы живы и здоровы. — Он поднес к губам ее правую руку и поцеловал. — Клянусь, ваши похитители будут болтаться на виселице, все до одного! — добавил он, посуровев. — Кстати, а где ваша горничная?

Дженна закусила губу, силясь придумать правдоподобный ответ, и выпалила первое, что пришло в голову:

— Пираты ее не отпустили…

— Подлецы… — помрачнел Дэвид. — Ничего, леди Дженет, не отчаивайтесь, мы обязательно освободим бедную девушку. И вы можете нам помочь — поговорите, пожалуйста, с лейтенантом. Возможно, вы что-нибудь слышали о намерениях пиратов, пока были у них в плену.

— Что вы, сэр, откуда? — удивилась Дженна с самым невинным видом. — Меня почти все время держали взаперти. Я ничего не знала даже о том, где нахожусь, до тех пор, пока не попала на борт португальского судна.

— Негодяи, конечно, отобрали у вас все ценное?

Дженна замялась — ей не хотелось взваливать на Алекса и его товарищей новое обвинение, но, с другой стороны, отрицательный ответ в этой ситуации выглядел бы очень подозрительно.

— Да, частично, — ответила она. — Они взяли деньги и некоторые драгоценности. Но основную часть ценностей я зашила в платья, и ее не нашли.

Он посмотрел на нее с восхищением, и сердце Дженны болезненно сжалось. Бедный Дэвид, он и не подозревает, насколько она двулична. И вообще, ей ни к чему его восхищение, не то еще он, не дай бог, начнет ей нравиться…

«Господи, почему он оказался таким великодушным, понимающим, доверчивым? — с отчаянием подумала Дженна. — Будь он самонадеянным, мелочным, подозрительным, насколько проще было бы ему отказать!»

Конечно, она сама согласилась на помолвку, ее никто не принуждал, но обстоятельства изменились… И кроме всего прочего, она уже не девственница, значит, должна будет лгать Дэвиду, изворачиваться, притворяться… «Рано или поздно он узнает, что я не только помогала пиратам, но и принадлежала одному из них. Каким адом, должно быть, обернется тогда моя семейная жизнь!» — мысленно ужаснулась молодая женщина.

Но спор между сердцем и разумом продолжался… Она представила себе окруженный зеленью дом на берегу моря и троих малышей…

— Леди Дженет, что с вами? — прервал ее размышления встревоженный голос Дэвида.

— Ах, извините меня, пожалуйста, — опомнилась она и тотчас устало приложила руку ко лбу. — В последние два месяца мне пришлось столько пережить… Давайте отложим этот разговор, ладно?

— Понимаю, вам понадобится время, чтобы прийти в себя, — кивнул Дэвид, — и сделаю все, чтобы вас никто не тревожил. Думаю, лейтенант согласится подождать со своей беседой, я с ним об этом поговорю. Вы не откажетесь поужинать со мной сегодня? — спросил он с почтительным поклоном.

— Конечно, нет, — пробормотала Дженна, поднимаясь. Она была готова пообещать что угодно, лишь бы он поскорее ушел. — Спасибо за приглашение, вы очень любезны.

— Не стоит благодарности, миледи, — ответил Дэвид и, помедлив, заметил: — По правде говоря, я не ожидал, что моя невеста окажется такой прелестной девушкой.

Дженна не верила своим ушам: она — «прелестная девушка»? Она, «синий чулок», дурнушка, на которую никогда не обращал внимания ни один мужчина? Нет, определенно мистер Мюр-рей лицемерит, наверное, ему не терпится получить приданое и воспитательницу для осиротевших детей.

Как бы то ни было, впервые в жизни у нее появился выбор… Или это тоже только иллюзия? Разве совесть позволит ей обмануть Дэвида?

— Значит, договорились: я постараюсь оградить вас от расспросов ретивого лейтенанта, распоряжусь перенести сюда свой багаж и в шесть зайду за вами, — сказал Мюррей.

— Еще раз спасибо.

— Если вам что-то нужно… — Он замолчал, пытливо поглядев ей в глаза, и тихо закрыл за собой дверь.

23

Мокрому от пота лицу стало горячо, и Алекс понял, что взошло солнце. Он открыл глаза, хотел оглядеться, но различил только какие-то неясные тени. Он попытался пошевелиться, но тело не слушалось — с головы до ног его сотрясала дрожь от пронизывающего холода, шедшего откуда-то изнутри. Что случилось? Алекс ничего не понимал. Но ему еще никогда не было так плохо. Даже после Каллодена, он, израненный, ослабевший от потери крови и жара, чувствовал себя лучше…

До него донеслось бормотание священника, но он не понял ни слова. Он сделал попытку сесть и, не сумев, свернулся калачиком, надеясь хоть немного согреться.

Он почувствовал прикосновение грубой ткани — его накрыли одеялом, потом еще одним.

— Малярия, — произнес по-испански падре.

Слово прозвучало глухо, как сквозь какую-то плотную завесу, но сразу отпечаталось в мозгу — Алекс вспомнил, что уже слышал его: малярия — это болезнь, от которой умирали люди. Нет, только не малярия! Он не может сейчас умереть, ведь его ждут… Он задергался, стараясь встать на ноги, и прохрипел, лязгом зубов заглушая собственный голос:

— Надо… идти…

Падре заговорил о чем-то с проводником, и Алекс прислушался — мысль, что надо идти вперед, не давала ему покоя, он хотел, чтобы его товарищи поняли, как это важно. Но едва он открыл рот, как его снова затрясло и все мысли разом вылетели у него из головы.