Алпамыш

За меня не бойся — я их не страшусь,

Слабой перед ними я не окажусь.

Праздничный наряд надену, причешусь…

Я поговорить с батырами гожусь!

Будет мой ответ на их слова толков.

Робким зайцем я не буду меж волков, —

Проучу, как надо, дерзких калмык

о

в!

Ты не огорчайся, бай-отец, будь тверд,—

Мной останешься доволен ты и горд…

От кого совета, бай-отец, ты ждешь?

Их ответ сердечный разве не хорош!

У таких вазиров, что ты почерпнешь?

Э, не плачь, отец, как бедный д

е

рвиш, ты, —

Знаю — за меня страданья терпишь ты!

Не горюй — ступай, мой бай-отец, домой,

Дома ты лицо свое от слез умой.

Дело разрешить мне предоставь самой!

Разве я отца родного не люблю?

Старости твоей, поверь, не оскорблю,—

Как мне жить прикажешь — так и поступлю

Хватит у меня и силы и ума,

Чтоб ответ батырам я дала сама!..

Услыхав эти слова от Барчин, десятитысячеюртный народ конгратский отстранился от нее: «Э, она, оказывается, тоже своевольна, чтоб ей молодой умереть! Слабый с сильным не связывается! Наговорит она батырам вздора всякого, из-за ее злосчастного нрава будет нам всем беда великая, — растопчут они нас! Если сама хочет им ответ давать, не боясь их гнева, пусть отъедет от нас, пусть говорит с ними в безлюдном месте!» — Так сказали конгратцы.

Сняв юрту Барчин со становища десятитысячеюртного народа конгратского, люди ее отнесли — и поставили на вершине уединенного холма.

На этом холме со своими девушками стала жить Барчин, в стороне от всего племени…

С восходом солнца поднялись девяносто батыров калмыцких, вышли из девяноста пещер Хагатанских гор — сели на коней и к полднику прибыли к юрте Байсары.

— Ну-ка, приезжий бай, как ты там решаешь? Одному из нас отдаешь дочь или всем сообща? Если одному отдать решил, то — кому?

Байсары говорит:

— Посовещались мы, подумали — года пересчитали. Вышел год нашей дочери годом мыши. ^[13]Ей четырнадцать лет. По нашему узбекскому закону так ведется: если достигла девушка четырнадцати лет, — зрелости своей рубежа, — сама она себе госпожой становится. Ее воля — в ее руке. Нашего совета не уважив, отделилась от нас наша дочь, юрту свою поставила на вершине того холма. Поезжайте к ней, пускай сама вам отвечает. Сама вам скажет — нам руки развяжет.

Во весь опор поскакали калмыки к тому холму.

На дыбы взвивая коней,

В путь они пускаются к ней.

Каждый мнит, что всех он сильней,

Всех красивее, всех стройней.

Каждого из прочих умней,

Что его, мол, дело — верней!

Пляшут кони, крупом вертя.

Скачут женихи-калмык

и

,

Скачут они, шутки шутя,

Ус калмыцкий лихо крутя.

«Спесь мы ей собьем!» — говоря,—

«Мы ее возьмем!» — говоря,

Сто без десяти калмык

о

в

Едут, об одном говоря:

«Раз она согласье дает,

Пусть уже сама изберет,

Кто из нас в мужья подойдет.

Если же не сможет решить,—

Будем сообща с нею жить!..»

Всем им дорога Ай-Барчин:

Зубы — жемчуга у Барчин,

Юная сайга Ай-Барчин,

Полумесяц — серьга у Барчин,—

Ликом полнолунья нежней,

Станом — кипариса стройней,

А глаза — газельи у ней!..

На холме веселье у ней:

С нею для забав и услуг

Сорок неразлучных подруг —

Дружен их девический круг,

Сладок их привольный досуг.

Розами цветут на холме,

Соловьями поют на холме

При своей Барчин-госпоже.

Рядом с Ай-Барчин Ай-Суксур…

Так они сидят-говорят,—

На дорогу падает взгляд,—

По дороге кони пылят.

Калмык

и

к нам едут, ой-бой!

Девушки растеряны все,

Ай-Барчин — нема и слепа.

Подъезжает батыров толпа,—

В девушке уверены все,

Свататься намерены все.

«Вот как смущена!» — говорят,—

«Значит, рада она!» — говорят,—

«Выбор остановит на ком?» —

Каждый от нее без ума,

Каждый из батыров тайком

Видит себя в счастьи таком.

Пусть она решает сама!

А Барчин, слепа и нема,

Перед юрт

о

ю сидя, молчит,

Словно их не видя, молчит…

Калмык

и

надеются: «Хоп!»

Скажет, разумеется, «хоп!»

Выберет кого-то из нас,—

Подождем — узнаем сейчас.

Щуря молодечески глаз,

Ст

а

тью богатырской хвалясь,

Сто без десяти калмык

о

в,

Сто без десяти женихов,

Ездят перед ней напоказ,

Ездя, скалят зубы они…

Чт

о

красавице их удальство,

Их насильственное сватовство,—

Все равно ей не любы они:

Неотесаны, грубы они!

Попусту шатаются тут,

От нее решения ждут —

Сердца Барчин-ай не поймут,

Бедного сердечка Барчин!

А она, тут сидя, молчит,

Словно их не видя — молчит,

Гордая узбечка Барчин…

До полудня горделиво в седлах покачиваясь, проезжали перед Барчин калмыцкие батыры — красовались перед нею, думая: «От нее самой слово изойдет».

Много раз так проехавшись мимо нее, словно на смотру перед скачками, самый сильный из девяноста батыров — Кокальдаш-батыр сказал ей:

— Уж не думаешь ли ты в дураках нас оставить? Или так и будем тут разъезжать до вечерней зари? Отвечай: за одного из нас выйдешь или за всех?

Эти слова услыхав, сказала Барчин такое слово:

— Вот, что вам сказать хотят мои уста:

Силой взять меня — напрасная мечта.

Поскорей в свои вернулись бы места.

Силой взять меня осмельтесь, калмык

и

!

Ехали б своей дорогой, дураки!

Силой захотели взять Барчин-аим?

Мой совет — езжайте вы путем своим!

Не для вас расцвел такой, как я, тюльпан!

Я обручена — и мне другой желан:

Милый мой в стране Байсун-Конграт — султан,

Имя — Хакимбек, — он тоже пахлаван!

Силой взять меня, — э, руки коротки!

Ехали б своей дорогой, калмык