Алпамыш. Узбекский народный эпос(перепечатано с издания 1949 года)

Култай сказал: — Если так сделаешь, хорошо будет, сынок! В радостный день твоего прихода и я участие приму в пиршественном козлодрании.

Сняли они свои одежды — поменялись ими. Култай в роскошной одежде Алпамыша сел на Байчибара верхом — совсем как важный-важный аксакал. Алпамыш на плечи свои набросил рваный кебанак пастушеский, небрежно кушаком повязался, на голову чабаний тумак надел, на ноги — сапоги чабаньи… Зарезали они белую козу, — мясом и шурпой насытился Алпамыш. Вырезал батыр из белой козьей шкурки бороду себе, из кожи — ножницами нос приставной выкроил.

Озеро было поблизости.

Посмотрел Алпамыш с берега в воду — увидел себя сгорбленным, — точь-в-точь Култай пастух. Култаев посох он взял — на пир отправился. Проходит он мимо одного ряда юрт, — увидала его молодуха одна, подумала — Култай идет. Как-то пустила она в стадо к нему трех коз своих.

«Спрошу-ка о козах», — подумала она и побежала за мнимым Култаем, крича на бегу:

— Дед Култай, послушай-ка меня, постой!
Я тебя узнала, — ты идешь на той?
Я тебе задать один вопрос хочу…
Ой, устала я! Остановись! — кричу, —
Про своих узнать красавиц-коз хочу!..
Вы ко мне зайдите, я вас угощу…
Козочки мои здоровы, живы ли?
Веселы-резвы ль, набрались жиру ли?
Верно, утомились вы с пути, ой-бой!
Дедушка, прошу вас, в дом войдите мой, —
Я вас накормлю отличною шурпой!..

Алпамыша озорство разобрало, — отвечает:

— Козы твои жиреют, резвятся; бросили козла, — с бараном имеют дела; рожают-плодятся, дают по двояшке-трояшке в год, — от трех твоих коз — сто четырнадцать приплод!

Женщина мало смышленой была: от трех коз сто четырнадцать родилось! Больше ста! Сердце в ней поднялось:

— Ой, бабаджан, масло ваши уста!.. — Так эта молодуха простовата была.

Уцепилась она за Алпамыша:

— Зайдем ко мне в дом!

Вошли в юрту — хлеба нет ни крошки. Говорит ему хозяйка:

— Дедушка, посиди немножко, сито у соседки возьму, — испеку тебе лепешку, даже маслом помажу.

Убежала за ситом она. У соседки пять-шесть женщин сидело, о том о сем болтали. У молодухи, за ситом пришедшей, было, как говорится, полсотни ртов. С женщинами села — без дела болтая, забыла про Култая.

А Култай-Алпамыш сидит, ожидая, обшарил всю юрту кругом, видит — масло в бараньем желудке, мешок с творогом, — тает во рту! Ради шутки — все съел, опустошил юрту — вышел.

Возвращается молодуха, несет сито.

— Что ж вы, дедушка, уходите, — не едено не пито?

Отвечает Алпамыш: — На той боюсь опоздать. Мы — сыты. Без вас, янга моя, дом осмотрели ваш, того-сего отведали, солью вашей пообедали.

Говорит женщина: — На обратном пути ко мне заверните!

Входит она с ситом в дом — все вверх дном. «Как видно, — думает она, — нечистый джин похозяйничал в нем. Никакой не осталось еды! Если б, — думает, — это дед Култай был, столько пищи бы не истребил один, — кишка у старика тонка. Или это джин, или какой-нибудь батыр-пахлаван!» Так она решила…

А теперь — рассказу место об Алпамыше, под видом Култая, на свадебный пир отправившемся.