Алпамыш

Сурхаиль пошла веселей.
Хоть немало лет было ей,
Славилась ходьбою своей!
Ведь недаром был о ней слух,
Среди всех калмыцких старух,
Среди свах и средь повитух:
Говорили: нечистый в ней дух!
Ведьмою старуха слыла —
Столь была коварна и зла.
Девять ее спутниц-старух,
Родственниц ее, побирух,
Вслед за ней бегут во весь дух,
А никак за ней не поспеть.
Хоть бы ей скорей околеть!
А она любопытства полна,
Жадности, бесстыдства полна.
«Баи-бии, — мыслит она,—
Кто такие? — мыслит она,—
Хоть чужие, — мыслит она, —
А сосватаю бека их дочь!»
Их приданое числит она.
Все пронюхать успела и тут!..
Чуть живые старухи бредут —
Замертво сейчас упадут.
Не догнать Сурхаиль, — отстают,
Всячески хулят Сурхаиль:
«Не шайтан ли ей дал этот рост?
Если справить халат Сурхаиль,
Сколько же наткать и напрясть?
Бязи надо сорок кары.
Чтобы ей, коварной, пропасть!..»
К баю в гости спеша, к Байсары,
Сурхаиль, как верблюд-скороход,
Все уходит вперед и вперед.
Ноги у лукавой быстры,
Мысли у коварной хитры, —
Хочет Караджана женить,
С баями себя породнить.
Где же та юрта Байсары?..
А старухам ее невдомек,
Что у ней, коварной, в душе,
Завязала зачем в узелок
Новенький зеленый платок…

Чуть бредут старухи… Ведьма Сурхаиль
Далеко ушла — метет подолом пыль, —
Спутницам своим она и не видна!
Наконец перед нею озеро Айна.
Так пришла в кочевье байское она.
Спрашивает: «Где живет ваш главный бай?» —
Указали ей жилище Байсары.
Думает: «Богат, однако, Байсары!»
Девять было злых собак у Байсары.
Долговязую такую увидав,
Поднимают псы свирепый, громкий лай,
Как на зверя, мчатся на нее стремглав,
Тесно окружают — и бросают в грязь,
Словно меж собой заране сговорясь,
Рвут ее на части, кто во что вцепясь:
В руки, в ноги, в грудь и в зад, ворча и злясь,
В клочья разрывают и рубахи бязь!
Что старухе делать, если не реветь?
И ревет она, как раненый медведь!
Вовсе потеряла голову она.
Шаровары в клочья, грудь обнажена,
Выпав из одежд, — вся голая она!
А собаки рвут ее и так и сяк.
Раз она попала в круг таких собак,
Что ей остается, если не реветь?
И ревет она, как раненый медведь!
Долго так она ревела, но, увы,—
Нет людей на помощь, словно все мертвы.
Или у пришельцев нравы таковы?
Как жестокосердны, как они черствы,—
Не идут на крик беспомощной вдовы!
Осень подошла — не вянут ли цветы?
Смерть пришла — всю допил чашу жизни ты!..
Псы ее терзали, яростно рыча,
А она лежала, в ужасе крича,
Еле теплилась ее души свеча…
Вышла из юрты хозяйка-байвуча,
Слышит вздохи, стоны: «Прочь!.. Подите прочь!..»
Сильно удивясь, она спешит помочь.
Меж собак старуху увидав тогда,
Закричала: «Ой, тяжелая беда!»
Впору умереть старухе от стыда:
Очень уж была вся голая!.. Беда!..