Альпийский синдром

– Дежурный по изолятору временного содержания старшина Кривонос! – поднялся от стола коротконогий большеголовый человек с землисто-серым цветом лица, как если бы сам угорел от этого подвального духа.

– Ну-ка, поглядим, кто у вас тут на отдыхе!

Сутулясь и покашливая, старшина отпер первую камеру – там стояли тазы и ведра с остатками раствора, а на стене подсыхало большое, недавно оштукатуренное пятно.

– Ремонт, – коротко пояснил он и поковылял ко второй камере.

Здесь сидели трое: средних лет цыган, кривой на один глаз, вихрастый парень в разодранной у плеча футболке и унылый остроносый мужичонка лет пятидесяти, в роговых очках и почему-то в кепке из солнцезащитной парусины. Согласно протоколам о задержании, цыган подозревался в краже фуражного зерна в одном из хозяйств, парень учинил злостное хулиганство в районном клубе, мужичонка в кепке, будучи кладовщиком заготконторы, систематически расхищал вверенное ему имущество.

В третьей камере лежал чей-то плащ, потрепанный журнал «За рулем» и грязный носовой платок в синюю клетку.

– Увели субчика на суд, – равнодушно протянул старшина, подавая мне протокол задержания. – Это тот, что пьяным наскочил на киоск. «Жигули» – на крыше, киоск – без стекол, продавщица – в обмороке. Ну и ущерб: спиртное там переколотил, бочку с пивом помял. Сегодня отгребет. Или отпустят? Как думаете?..

– Это все? – перебил я, заглядывая в папку с бумагами. – Кто-нибудь еще есть? Откройте-ка последнюю камеру!

Старшина потоптался, повздыхал, глянул искоса, с каким-то горестным удивлением, словно поинтересоваться хотел: а оно вам надо? Потом лязгнул тяжелым засовом, распахнул дверь. Навстречу нам с нар поднялись двое: тот, что постарше, поглядел с веселым удивлением и тотчас потупил взгляд; тот, что моложе, втянул голову в плечи, инстинктивно подался назад и схватился непроизвольно за бок.

– Фамилия? – спросил я первого. – За что сидите?

– Семенов, – коротко и уверенно доложил тот и оскалил золотозубый рот. – Семейный дебошир. Теща настучала, квочка драная!..

– Федор Иванников, – сказал второй, и кончик носа у него от волнения побелел. – Я не знаю за что… За кражу…

Парень был явно напуган и вид имел болезненный, нездоровый.

– Почему у него глаз подбит? – вопрошающе повернулся я к старшине. – Почему скрюченный? Удар по почкам?

– Такого доставили, – промямлил тот и оглянулся на дверь. – Можно вас на минуту? – И едва мы вышли в коридор, округлил глаза и зашептал: – Бомбанул сельмаг. Вчера вечером доставили. Протокол составить не успели. А я что могу? Я выполняю…

– А с ним кто?

– Так этот… подсадной. Должно, скоро расколет…

– Может, и расколет. А пока вот что. Возьмите лист бумаги, садитесь и пишите объяснение на мое имя: почему в изоляторе незаконно, без протокола задержания, содержится человек? Кто доставил? Распорядился кто? Живее, я жду!

С видом обиженным и несчастным старшина заковылял к столу, грузно сел на табурет, почесал за ухом, заскреб по бумаге, забирая строчками вкривь и вкось.

– Писать, как есть? – с сомнением переспросил он. – И про подсадного?

Поднявшись наверх, я потребовал объяснения у дежурного по отделу, – и когда капитан попытался соскользнуть, заявив, что ничего не знает, так как заступил на дежурство только утром, я оборвал наглеца с металлом в голосе:

– Еще слово – и возбужу уголовное дело! А там будете оправдываться, рассказывать, что да как. Хотите? Тогда через полчаса объяснение должно быть у меня на столе. И вызовите ко мне Германчука с материалами о краже из сельмага. И Савенко заодно – он заменяет сейчас начальника райотдела? – вот его… Исполнять!

Я вернулся в прокуратуру. Иванникова сидела в коридоре под фикусом и держала на коленях стакан с водой. Увидев меня, она попыталась встать и при этом выплеснула на платье остатки воды, но я жестом усадил женщину на место и попросил подождать еще немного.

И десяти минут не прошло, как в кабинет, слегка запыхавшись, глядя настороженно и вместе с тем самоуверенно, вошел майор Савенко.

– Здравия желаю! – он с небрежной интонацией пожал мне руку, уселся напротив, забарабанил тугими пальцами по столешнице. – Что за шум-гам, Николаевич? Что такого случилось? До смерти напугали дежурного…

– Германчук где?

– Боится идти. Я за него.

– Ладно, с Германчуком позже. Все равно протокола задержания в деле нет. Или я не прав? Тогда вот что: Иванникова немедленно освободить. Во-вторых, провести служебное расследование, виновных наказать: участкового, опера – кто там отличился? Материалы служебного расследования направить в прокуратуру.

Савенко забарабанил еще сильнее, сжал губы в упрямую складку.

– А может, пусть посидит? До завтра, а? Чуть поднажмем – расколется. Его рук дело, я уверен! А так будет висяк. Вам надо нераскрытое дело? Мне не надо. Мы должны быть заодно – как две руки. Одно дело делаем. – Тут он нагнулся и прошептал со скрытым намеком: – Вы ведь тоже не святой. Если узнают историю с «семеркой»…