Радоваться бы мне такому вниманию со стороны красивой девушки, но мысли у меня были о другой. Я не мог выбросить из головы образ Леси.
— А что, вполне отличная идея! — произнес Володька. И повернулся ко мне: — Сходим?
— Сходим, — кивнул я, тоже желая немного отойти от всего и отдохнуть.
— Ребята, а что, если нам через магазин пойти? — заговорщически спросил Генка.
— А ведь идея хорошая, — кивнул Володька. — Навалилось что-то все в последнее время, мыслей столько в голове. Расслабиться не помешало бы.
— Пить собрались? — нахмурилась Марина.
— Ну кто сказал пить? — тут же подключился Генка. — Пьют алкаши и всяческие враждебные элементы социализма. Мы будем культурно дегустировать.
— Генка, то, что в гастрономе на Кировской продают, именно пьют, а не дегустируют. Настоящее пойло!
— Вполне приличные напитки там!
— Ага, «Солнцедар» приличный напиток!
— А чем тебе «Солнцедар» не по нраву?
— Не хочу я «Солнцедар» хлебать! Отрава, клопов травить только годиться.
— Тогда «Слезу Мичурина» возьмем, — ответил Генка. — Подло-ягодное, плодово-выгодное.
— Плодово-ягодное, — поправила его Марина.
— Поверь, едва ты попробуешь этот напиток, то как-то иначе называть не будешь. Мичурин слезы пролил бы, узнав, что делают из его выведенных сортов фруктов. Но вполне экономная штука, цена не велика, эффекта с одной бутылки на всех хватит. Блеска в глаза добавит! Для танцев самое то.
— А продадут?
— Володьке — продадут, — кивнул Генка. — Вон он какой, на вид все тридцать дашь.
— Чего это мне тридцать дашь? — нахмурился Володька.
— У тебя лицо загоревшее, кожа дубленая, вот и выглядишь старше своих лет.
— Это из-за походов в горы! Там солнце выжигает, — начал оправдываться парень.
— Так я же не против. Это нам только на руку. Пошли.
Генка повел нас какими-то подворотнями, говоря, что так мы хорошо срежем. Как оказалось, такой путь только прибавил нам блужданий и к гастроному мы вышли только через сорок минут. Генка все это время, что мы шли, стоически отбивался от нападок своих спутников, уверяя, что обычной дорогой все равно было бы дольше.
Наконец, подошли к гастроному. Пошарили по карманам, скинул в общую кепку у кого что было. Получилось пять рублей и десять копеек. Вполне хватало, чтобы купить либо бутылочку хорошего вина, либо пару «Солнцедара». После долгих препирательств решили взять две.
Маринка долго ворчала, и даже когда Володька вышел из гастронома, воровато оглядываясь, девушка продолжала бубнить, что лучше бы взяли что-то лучше.
Откупорили, бутылку протянули Марине.
— Даме первой, — учтиво произнес Генка.
Маринка сморщилась, но бутылку взяла. Отхлебнула немного.
— Ну и гадость! — скривилась она. — Я больше не буду.
И передала бутылку мне.
Я приложился к бутылке. Какого-то особого изысканного вкуса я не ожидал почувствовать, понимал, что это дешевое пойло. Предчувствия не обманули. Красноватая жидкость, гордо названная «плодово-ягодное вино» сильно пахла спиртом, а вкус и вовсе оказался убийственным — горьковато-сладким, приторным, похожим на какое-то лекарство.
Но от этого еще больше мое сердце стало плавиться от внезапно нахлынувшей ностальгии. Я ведь когда-то пил уже такое, в своей молодости. И тогда она казалось отличным. Мы хлебали его за студенческой общагой, а потом шли гулять по проспекту, весело обсуждая какие-то пустяки, смеялись, резвились, дурачились. Как же было хорошо!
Я отхлебнул еще.
— Андрюха во вкус вошел! — улыбнулся Генка.
— Двинули на танцы! — сказал Володька. — А то не успеем. Там уже ансамбль выступает, слышите музыку?
Музыка и в самом деле звучала глухими басами, отбивая ровный ритм.
Место, куда мы направлялись, представляло собой открытую бетонированную площадку, окруженную деревьями. Напротив входа разместилась сцена — похожий на ракушку задник, под которым стояла группа. Ударник, ритм, соло и бас. И конечно ионика. Играли твист, «Королеву красоты» Муслима Магомаева.
На самой танцплощадке было не протолкнуться, но не смотря на тесноту, все было в рамках приличии, никто не дрался, не конфликтовал и все как-то умудрялись танцевать и веселиться. Возможно, из-за того, что вдоль клетки прогулочным шагом ходили дружинники.
На входе стоял веселый старичок, продавая билеты. Широко улыбаясь, он обменивался парой фраз с каждым посетителем. Но делал это не просто так, от праздного любопытства — осторожно узнавал сколько кому лет и иногда показывая на табличку, висевшую за его спиной: «До 16 посещение танцев запрещено!». С нами тоже заговорил.
— Ребята, потанцевать?
— Потанцевать, отец, — кивнул Володька. — Продай нам билетов. Да не смотри так, мы уже без пары месяцев выпускники.
— Альпинисты! — улыбнулся старичок. — Я узнал вас, у Дубинина занимаетесь, верно? Я там двор подметаю, видел вас. Добро, вам скидочку сделаю.
— Да мы как все, — начал Володька.
— Нет, вы честь страны поддерживаете. Вам по льготе.
— Ну как скажешь, — пожал плечами Володька.
Старичок оторвал нам по билету, и мы прошли внутрь.
— Смотри, кто там! — улыбнулся Володька, хлопнув меня по плечу. — Вон там, левей.
Я пригляделся.
— Леся, — подсказал спутник.