День выдался непогожий. Всю ночь накануне за окном сверкало и гремело так, что тряслась на полках посуда: то ли из-за грозы, то ли Сердце-гора разбушевалась, — отчего спать было решительно невозможно. К рассвету буря улеглась, но заморосил мелкий холодный дождь, способный довести до белого каления даже человека, пребывающего в самом благостном расположении духа, — а благостью и весельем в Орыжи в последние месяцы и без дождя не пахло. Так что Деян нисколько не удивился, когда в послеполуденный час, выйдя из дому бросить свиньям оставшиеся с обеда объедки, услышал с улицы крики.
— Вы, бестолочи! Гора одна на уме, одни игрушки! Выдумываете еще! Погодите, до двора дойдем, там я вам хорошенько задам!
С высокого крыльца Деян мог видеть, как Солша Свирка — предпочитавшая почему-то, чтоб все, от мала до велика, звали ее по-свойски, тетушкой Со, — тащит по улице сыновей— близнецов восьми лет от роду. Солша, женщина молодая, но дородная, сжимала в каждом руке по сыновьему уху и встряхивала то одного, то другого мальчишку после каждого выкрика. Лицо ее было пунцовым от злости и криков. Мальчишки оправдывались визгливыми голосами, картинно изворачивались, молотя руками по воздуху и всячески затрудняя матери путь до дома.
Деян утер лоб: при упоминании треклятой скалы в груди тревожно кольнуло — уж не случилось ли чего? Но пока больше походило на то, что самой большой неприятностью у мальчишек были распухшие уши.
— Ма, ну мы же чуть-чуть! Матушка, мы сказали, что видели! Ма!..
От каждого их оправдания Солша расходилась все больше и больше:
— Поговорите еще у меня! Бестолочи! Дурачье ленивое!
— Ма, ну мы правда, ма! Ну чего ты так сердишься, ма!
— Что, совсем страху нет, еще на меня пасти разевать вздумали?! Погодите, дойдем до двора, я уж расстараюсь дурь из вас выбить!
— Не на-а-адо!
— А врать матери надо?
— И то, и это не надо, ма, — утер сопли и неожиданно спокойно, по-взрослому, заключил мальчишка. — Но мы ведь и не врали, ма.
— У-ух, получишь, подлец!!!
Деян невольно улыбнулся. Угрозы свои Солша редко претворяла в жизнь, а выглядела вся троица весьма забавно… Но беспокойство, поубавившись, отчего-то не исчезло полностью.
Он оставил ведро с помоями у крыльца и, опираясь на костыль, проковылял к калитке.
— Доброго дня, тетя Со! Что у вас за напасть?
— Ох, Деян! — Солша на миг выпустила одного из мальчишек, чтобы утереть лицо, но вновь ухватила бордовое сыновье ухо прежде, чем тот сообразил отскочить. — Ша, несмышленыш, стоять смирно, пока взрослые разговаривают! Ох, прости, Деян, я не тебе…
Деян молчал и вежливо улыбался, дожидаясь, пока она закончит стыдить сыновей.
— Вы, бестолочи, хоть перед людьми меня не позорьте! Слышите меня, охальники?! Вон, видишь, что делается, сосед, — совсем от рук отбились. — Солша тяжело вздохнула. — Отпросились опять в лес, я пустила, дура, — а они там опять у скалы этой поганой, чтоб ее, игрались; нет чтоб грибов к ужину набрать, хоть матери помочь! Выдохнуть не дают, лентяи, а теперь вон брехать еще удумали, чтоб я им не всыпала!
— Ничего мы не удумали! — выкрикнул мальчишка. — Там были дяденьки, большой и маленький, и маленький отломил большому пальцы… Пусти! Больно, ма! Ухо оторвешь!
— Голову б тебе оторвать, шельмецу, да пришита крепко! — Солша была неумолима.
— Скажи ей хоть ты, дядя Деян!
— Да-да, скажи им, Деян! Меня не слушают, может, хоть тебя послушают, — Солша с надеждой взглянула на него.
Деян смерил укоризненным взглядом сперва одного, затем другого мальчишку:
— Перво-наперво, не стыдно вам на мать кричать?
— Мы не кричали; ну, самую чуточку… Но…
Мальчишка зарделся, замялся, и Деян почувствовал, как комок беспокойства внутри ширится и крепнет, отдается в спине неприятным холодком.
Матери они не боялись, привыкли, что у нее им все сходит с рук; и его не боялись, даже поддразнивали, бывало. Но сейчас они выглядели обиженными и напуганными едва ли не до слез, хотя плакать среди ребятни во все времена считалось зазорным.
«Странное дело… Ох, мрак!»
Деян внимательней пригляделся к мальчишкам и заметил то, что стоило бы заметить раньше. Матери они сказали, что ушли за грибами; значит, у них должны были быть с собой корзины. Однако корзин не было.
— Мы все, как было, говорим! Мы правда видели, там два дядьки было… — заканючил второй мальчишка. — А она нам не верит….
— Дед Беон с вас за брехню три шкуры спустит — до весны сесть не сможете, — сказал Деян, стараясь придать голосу как можно больше спокойствия. — Ему о том, что видели, вы готовы рассказать?
— Готовы! Как на духу, дядя Деян! Только скажи ма — пусть отпустит, больно!
— Вот еще удумали, старосту им подавай, бестолочам! Ах вы…
Солша, вздрогнув, осеклась, когда Деян тронул ее за плечо:
— Пусти их, тетушка. Идем к Беону. Там поговорим.
— Ты что, белены объелся, Деян?! — справившись с изумлением, возмутилась Солша и набрала воздуха, готовая обрушить поток упреков уже на него.