Алрой

Глашатаи объявили о прибытии депутации. Все воинство, все конные и пешие солдаты Алроя, вооруженные и грозные, заняли места в боевых порядках внутри лагеря. Владыка хотел, чтобы просители получше разглядели армию завоевателей и поразились ее численности и силе. Занавеси в царском шатре подняты, и видно снаружи, как на роскошном диване восседает Давид Алрой, справа от него стоит в одеянии Первосвященника Джабастер, слева – Шерира, а позади возвышается гигант Элинбар, и скипетр в его руках. Командиры расположились вдоль стен шатра.

Гремели тарелки, им вторили литавры, и фанфары были слышны. Наконец музыка победителей смолкла, и депутация двинулась вдоль длинного палаточного проспекта. Первыми шли красавцы-юноши. Они держались парами и разбрасывали цветы на дороге. За ними следовали музыканты в причудливых одеждах, а в руках у них серебряные трубы, тихо и жалобно пели. За трубачами шествовали рабы, привезенные со всех концов света, и каждый представлял диковины своей страны. Негры несли слоновые бивни, страусовые перья, полные золотого песка шкатулки. Сирийцы гордились богатыми кольчугами и латами. В руках у персов кувшины с благовонными бальзамами. Индийцы поразили жемчугом и кашемировыми шалями. Дети вели нежных белых газелей. Закутанный в голубой халат араб тянул на веревке стройного жирафа. Силачи держали серебряные блюда, а на них – горки золотых монет и золотые кубки, усеянные драгоценными камнями.

Из сундуков Повелителя правоверных извлекли лучшие ткани и отделки к ним: шелка из Алеппо и парча из Дамаска, меха соболя и горностая, шкуры песца и лисицы.

Важно шествовали верблюды с серебряной сбруей, нарядные конюхи вели прекрасных лошадей, укрытых богатыми попонами. Последним следует белоснежный конь со звездой во лбу. Родословная его началась в конюшне Соломона, а поколения его скрещивались лишь с потомками лошадей Пророка.

Черные евнухи, вооруженные секирами с рукоятями, украшенными слоновой костью, окружали дюжину красавиц-черкешенок и скрывали девиц от нескромных глаз. Но и без того прелестные лица таились за длинными вуалями, а грациозные формы не угадывались за свободной одеждой.

Блестящая процессия достигла царского шатра. Просители смиренно поклонились Алрою. Двенадцать самых почтенных граждан города выступили вперед. Руки скрещены на груди, глаза опущены долу. Они согнулись и в знак смирения поцеловали землю перед Алроем. Один из дюжины, глава посланничества, самый красноречивый, шагнул навстречу царю. И это – Хонайн!

7.18

Скромно, но блюдя достоинство, врач халифа поклонился завоевателю востока. Благородное выражение лица и изысканные манеры выделяли его среди прочих посланников побежденного города. Одежда его изящна, слова обдуманы, жесты сдержаны – в точности, как в день первой встречи с Алроем на базаре Багдада, когда вельможа спас юношу из когтей лживого Абдаллы. Велика заслуга сохранять достоинство в минуту величия, велика вдвойне, когда судьба недружественна.

Хонайн заговорил, и воцарилась почтительная тишина.

“Завоеватель мира! Это Господь, непререкаемый распорядитель судеб людских, отдал в твои руки наше достояние и сами жизни. Мы доставили в твой лагерь атрибуты нашего богатства и процветания. Это не дань, ибо все, что есть у нас – все твое! Мы лишь хотели тебе представить нарочито, какие чудные произрастают плоды на почве спокойствия и мира. Есть мера материальная милосердию завоевателей, и потому оно сулит доход не только покоренным, но и победителям, причем вдвойне. Чем разрушать, мудрее приобретать, и обладать, и умножать”.

“Провидению угодно было, чтоб мы родились подданными халифа. Теперь же оно отдало нас во власть твою. Мы будем преданы тебе, как были преданы ему, и смиренно просим даровать нам покровительство, как он нам даровал его”.

“Каким бы ни было твое решение, мы подчинимся с кротостью, подобающей признанию абсолютной силы. Но мы полны надежд. На наше счастье не грубый варвар покорил восток, но завоеватель благородный и просвещенный, ценитель благ цивилизации, наук и искусств знаток, правитель милосердный и гуманный. Мы ждем добра и милости от царя, который юные года свои отдал учению, впитал достойнейшую веру и высокую мораль ее. Мы преклоняемся перед владыкой, славным потомком священного народа, древность которого признавал Пророк”.

Хонайн смолк, и тишина в шатре сменилась гулом одобрения. И к слабому придет успех, коли не уронит себя с сильнейшим.

“Благородный эмир, – сказал Алрой, – оповести Багдад, что царь Израиля гарантирует защиту его жителям и их имуществу”.

“А их вере?” – тихо спросил посланец.

“Терпимость”, – ответил Алрой, взглянув на Джабастера.

“До появления у нас новых идей”, – уточнил Первосвященник.

“Жизнь халифа в полной безопасности, и он будет почитаем нами”, – добавил Алрой.

“Возможно, воодушевит тебя, царь, известие о том, что султан Рума увез с собой нашего недавнего правителя”.

“И гарем его?”

“И гарем его”.

“Это излишне. Мы не воюем с женщинами”.

“Не только женщины, но и мужчины обязаны благодарить тебя за милосердие”.