“О, Ширин! Душа моя, жизнь моя! Скажи “Да” вожделеющему взаимности! Клянусь, уберегу от зла обычаи племени твоего и не дам в обиду веру отцов твоих. Великому царю Соломону подарила красу свою темнолицая дочь Нила. Сделай меня счастливее его, ведь лик дочери Тигра светел и затмевает солнце. Я не Соломон и книги мудрости не сочинил. Но если прекрасная Ширин разделит со мною трон, то, вдохновленный, впишу в наши анналы деяния великие, в сравнении с которыми книги древнего монарха покажутся скучной небылицей!”
Он замолчал. Принцесса, слушавшая с опущенными глазами, подняла голову и, не сдержав чувств, опустила ее на грудь царю Израиля. “О, Алрой! – воскликнула Ширин, – я живу в пустоте. Большой город – большое одиночество. У меня нет веры, нет родины, нет жизни. Все это – ты!”
8.5
“Царь опаздывает сегодня”.
“Не курьер ли из Хамадана задерживает его, Азриэль?”
“Не думаю, Итамар. У меня есть письмо от Авнера. Брат пишет, что в Хамадане спокойно”.
“Прождали больше часа. Когда ты выступаешь, Шерира?”
“Армия готова. Я жду приказа. Надеюсь, сегодня на утреннем совете получить его”.
“Сегодняшний совет посвящен гражданским делам столицы”, – заметил Первосвященник.
“Пожалуй, так, – сказал Азриэль, – твой доклад готов, Джабастер?”
“Вот он”, – ответил Первосвященник, – “Еврейские законотворцы думают над законами, но не над исполнением их, хотя им дарован свыше неподвластный времени образец. Лишь в рабстве у законов обретем свободу”.
Итамар и Азриэль многозначительно переглянулись. Лицо Шериры оставалось непроницаемым. Краткое молчание нарушил Азриэль.
“Весьма удобен для жизни Багдад. Я еще не бывал в твоих апартаментах, Джабастер. Ты доволен ими?”
“Вполне. Надеюсь, однако, мы здесь долго не задержимся. Главная цель еще ждет нас”.
“Далеко отсюда до Святого города?” – поинтересовался Шерира.
“Месячный марш”, – ответил Джабастер.
“Чего там можно ожидать?” – спросил Итамар.
“Не исключено столкновение с христианами”, – заметил Азриэль.
“Скажи, Джабастер, как велик Иерусалим, – спросил Итамар, – я слышал, что размерами он не превосходит местный караван-сарай. Верно это?”
“Да, былая слава миновала”, – ответил Первосвященник, – “Но нет в сердце отчаяния – коли кирпичи порушены, заместим их камнями тесаными! Как прежде засияет Сион, возведем дворцы, насадим сады!”
Зазвучали фанфары, отворились ворота, вошел царь, а с ним – посланник Багдада.
“Доблестные командиры! – обратился Алрой к удивленным членам совета, – позвольте представить вам человека, который пользуется моим доверием наравне с вами. Джабастер, взгляни на брата!”
“Хонайн! Так это ты, Хонайн! – вскричал Первосвященник, вскочив со своего места, – тысячу гонцов я посылал за тобой!” Изумленный, с горящим лицом, Джабастер обнял брата. Охваченный волнением, положил голову на плечо его.
“Владыка, прости Джабастера за то, что предавшись чувствам, он отвлекся от забот о благоденствии твоем”, – вымолвил Хонайн.
“Братская любовь к тебе, Хонайн, несомненно говорит в пользу заботы его о моем благоденствии. Джабастер – опора империи!” – торжественно произнес Алрой, взял Первосвященника за руку, усадил справа от себя. “Шерира, ты выступаешь вечером.”
Суровый командир молча поклонился.
“Что это? – спросил Алрой, принявши от Джабастера свиток, – а, твой доклад. Посмотрим. “Колена Израилевы”, “Служба левитов”, “Знатные из народов”, “Старейшины Израиля”! Джабастер, дорогой! Придет день и для этого. Что нынче нам пристало? Блюсти умеренность, стеречь права имущества и правосудие законно отправлять. И не более того. Я слышал, банда грабителей опустошила мечеть. Верно это?”
“Царь, об этом я хотел говорить с тобой. То не грабители, а люди честные, но чересчур усердные. Ведь записано у нас, что, покоривши народы, мы обязаны разбить их атрибуты служения богам чужим, где б ни находились все эти жертвенники и алтари – хоть на горе, хоть на холме, хоть под деревом зеленым. И мы должны…”
“Джабастер, здесь синагога? Где я нахожусь, на совете доблестных полководцев или в собрании сонных талмудистов? Тысячу книжных лет мы тешились притчами, но следовать им – робели. Разве силой изречений мы покорили города и Тигр перешли? Мудрый и мужественный Джабастер! Ты горазд на вещи поважнее. Прошу, деяния будущего предоставь будущему. Теперь ответь, грабители в тюрьме?”
“Были в тюрьме. Я их освободил”.
“Освободил!? Повесь их! Повесь на лобном месте! Иначе не превратить нам мусульман в благонадежных подданных. Джабастер, высоко чтит тебя народ Израиля, и нет никого умней и просвещеннее тебя. Помню и благословляю наши былые бдения над книгами, но полагаю, что мудрость ту не приложить к правлению империей”.
“Владыка! Да разве законы Моисея неприложимы к правлению империей? Древность законов есть доказательство их истинности!”
“Древние законы требуют приспособления к новым временам! Почему следуют стародавним законам обычаям и взглядам? Потому что они здравы? Нет, в силу косности ума!”
“Богом данное и изменять?”