Алрой

«Надеюсь, истинный мусульманин не коснется иудейки!» — взволнованно произнес черный евнух.

«Они приближаются. Какую пыль подняли, однако!» — воскликнул командир.

«Я вижу Хасана!» — крикнул стражник.

«Я узнаю его черного коня!» — подхватил черный евнух.

«Любопытно, сколько драхм стоит Бостинай?» — задался вопросом командир стражи.

«Несчетно!» — ответил стражник.

«Надеюсь, добро свое он честно приобрел», — вновь выразил надежду евнух.

«Проверим», — сказал командир, — «Как бы там ни было, тысячу, которую я должен старому Моисею, я не верну. Теперь мы свободны от долгов евреям.»

«Разумеется», — подтвердил евнух.

Всадники совсем близко. Авангард достиг городской стены.

«О, Боже, кто это гарцует впереди?» — спросил командир охраны, несколько смущенный.

«Никогда прежде не видел его», — ответил стражник, — «Одежда наша, сельджукская, не иначе, кто-то из Багдада.»

Зазвучали трубы.

«Кто командир охраны?» — крикнул воин внизу.

«Я!»

«Открыть ворота царю Израиля!» — прозвучал приказ.

«Кому?» — спросил изумленный командир.

«Царю Давиду. Богу было угодно отдать нам на истребление армию Хасана. Мы не оставили в живых ни самого Хасана, ни командиров, ни солдат сельджукских. Я — Джабастер, посланец владыки нашего. Этот меч — мандат мой! Немедленно прикажи открыть ворота, и мы преподнесем вам, мусульманам, подлинного милосердия урок. А заупрямитесь, то, как говорит наш царь, ворвемся силой, всех поубиваем без разбора, включая стариков и сосунков.»

«Немедленно позвать сюда почтенного господина Бостиная!» — взвизгнул испуганный командир охраны, — «Он вступится за нас!»

«И не забыть достойную госпожу Мирьям, она так милосердна!» — присовокупил стражник.

«Я возглавлю процессию!» — вызвался выполнить приказ черный евнух, — «Кто, как не я, знает к женщине подход!»

С нерастраченными благословениями и с неподобающей статусу богохульной поспешностью возвращались муллы в святилище знаний и истинной веры. Муэдзины на минаретах не исторгли из раскрытых от удивления ртов положенные Аллаху славословия. Обожающие иудеев мусульмане толпами рвались к дому Бостиная и Мирьям, вызывали их преданными голосами, и каждый желал первым поцеловать края одежды господина и госпожи.

Широко распахнулись ворота. Джабастер и его воинство вошли в город, заступили в караул. На площади перед большой мечетью собрались правоверные горожане, чтобы празднично и достойно встретить победителей. Огни на минаретах раздвигали ночные тени, освещали спешно развешанные на городских стенах ковры, гобелены, гирлянды цветов. Громкой ликующей музыкой приправили правоверные Хамадана идиллию счастливой встречи с армией иудеев. Горожане и воины приветствовали друг друга радостными возгласами. Появился знакомый всем вороной конь, достойно неся в седле своего седока. Люди упали ниц, кричали: «Долгой жизни тебе, долгого царствования тебе, Алрой!»

Вот идет депутация самых почтенных горожан. Во главе ее старик и скромная девица с опущенными долу глазами. Милости и защиты победителей приготовились просить. Всадник спрыгнул с коня, обнял девицу, вскричал: «Мирьям! Сестра! Сейчас, наконец, сознаю мой триумф!»

7.8

«Пей!» — сказал курд Кислох индийцу Калидасу, — «и не забывай, приятель, что мы больше не мусульмане!»

«Чтобы вполне вкусить букет вина, пить его надо из золотой посуды», — сказал гебр, чей отец был выходцем из Эфиопии, — «эту безделушку я раздобыл на базаре», — продолжил он и показал всем изящный золотой кубок, отделанный драгоценными камнями.

«Я думал, мародерство запрещено», — усмехнулся негр.

«Верно. Но взять вещь в долг мы можем себе позволить.» — парировал гебр.

«Что до меня, я человек умеренных страстей», — изрек индиец, — «Даже турка, пса поганого, не обижу. Хозяина, у которого я на постое, я всего лишь обратил в слугу, не перерезав ему горло. Удовлетворился его гаремом, баней, лошадьми и прочими безделицами».

«С кем мы повелись, однако? Он ведь настоящий мессия!» — с благоговейным страхом произнес Кислох.

«Я прежде не шибко верил в силу скипетра Соломона-царя, покуда своими глазами ни увидал, как его величество снес голову с плеч доблестного сельджука», — сказал Калидас.

«Он — мессия. Нет места сомнению», — подтвердил гебр.

«Сомневаться в этом — значит вообще ни во что не верить», — заметил индиец.

«Забавно», — усмехнулся негр, — «я веры не имел вообще, теперь же единым махом удостоился наилучшей!»

«Большая удача!» — сказал гебр, — «Чем позабавим себя сегодня вечером?»

«Можно пойти в кофейню и силой вливать вино в турецкие глотки», — придумал индиец Калидас.

«А что, если поджечь мечеть?» — предложил изобретательный курд Кислох.

«Я чудно развлекся сегодня утром», — сказал гебр, давясь от смеха, — «Вижу, на базаре дервиш просит подаяние, а в ухе у него цепь продета. Я отыскал второго нищего, проткнул ему нос и цепью связал обоих вместе!»

«Ха-ха-ха!» — развеселился негр.

Самый искрометный юмор прост и непринужден и его ценителю представляет дело в новом свете.

7.9