Алрой

Алроя встретил Итамар и знакомые лица из недавней депутации. Хонайна среди них не было. Окруженный командирами и под охраной отряда Стражей короны, Алрой проследовал оживленными улицами к дворцу халифа. Ворота отворились, и он вступил в парадный двор. Спешился, принял приветствие командира воителей-евнухов. Вошел во внутренние помещения дворца. Анфилада пышно украшенных комнат. Он вспомнил свой первый визит сюда с Хонайном. А вот и зал, в котором халиф держал совет с приближенными.

Алрой уселся на роскошный диван Повелителя правоверных.

«Передохну после трудного марша», — подумал Алрой, принимая от старшего евнуха кофе в чашке из тончайшего фарфора. «Итамар!» — обратился к командиру Алрой, — «Каковы настроения в городе? Где пребывает румский султан с войском?»

«Багдад спокоен и, мне кажется, доволен переменой. Султан и халиф обретаются у границ страны. Они в нерешительности.»

«Я так и думал. Солдаты должны расположиться лагерем за городскими стенами. Гарнизон составят десять тысяч бойцов, ежемесячно сменяющихся. Итамар, назначаю тебя губернатором города. Азриэль, тебе командовать гарнизоном. Бесценный мой Джабастер! Жду от тебя доклада о нравах столицы и горожан. Храбрый Шерира! Долгий отдых не для тебя. Готовь солдат к переправе через реку. Не думаю, что султан захочет воевать. Завтра в полдень встретимся здесь для совета. Прощайте.»

Командиры разошлись, Первосвященник задержался.

«Рискуя быть навязчивым, прошу твоего внимания, царь».

«Милейший Джабастер, мое внимание обращено к тебе. Говори».

«Господин, я ходатайствую за Абидана. Храбростью он превосходит многих. Я огорчен, что из-за стечения несчастных обстоятельств его заслуги не замечены.»

«Абидан? Знаю его. Доблестный воин, но… мечтатель, фантазер.»

«Он достойный сын Израиля, верность и вера его — кремень!»

«Добрейший Джабастер! Мы все достойные сыны Израиля. Однако, я не нуждаюсь в тех, кто грезит наяву. Мечтателей остерегаться следует.»

«Мечту зажигая, Бог внушает свою волю иудею.»

«Воля Его должна быть верно истолкована. Головы Абидана и иже с ним полны идей старых, ныне не применимых и не совместимых с правлением народами и странами. Власть снисходительнее к преступнику, нежели к мечтателю. Фантазии, чуждые здравомыслию, творят хаос. Одним словом, люди эти — опасны!»

«Люди эти — цвет Израиля. Царь, похоже чья-то клевета отравила слух твой.»

«Заблуждаешься, почтеннейший Джабастер, ибо мой единственный советник — это ты. Если они цвет Израиля, то цвет пустой, плодов не сулящий. Скромным воинам пристало быть средством достижения великих целей. Не мечтатели, но люди практического склада мне нужны. Взять скажем Авнера, Азриэля, Итамара, Медада. Глянь, как умело сообразуют они дела и слова свои с местом, с временем, с людьми. Оттого непобедимы. У Абидана твоего нет помысла иного, как заново отстроить Храм. Начетчик фанатичный, узколобый, не видит леса за деревьями. Подобным зодчим возведенный Храм рухнет неизбежно. Да, кстати, этот самый Абидан сеял в лагере смуту, подбивая солдат не идти, как он выражался, в „Вавилон“. И почему? Да потому, что ему было видение!»

«Мой царь, я помню, и тебе было видение. В то время ты держался иных воззрений».

«По-твоему, я и Абидан из одной глины слеплены? Я в этом мире стою особняком, и совпадения с другими не обязывают к сходству. Я не таков, как все вы, и даже тебе, я вижу, не постичь сего. Не желаю больше слышать об Абидане. До встречи завтра на совете».

Первосвященник молча удалился.

«Он ушел. Наконец-то я один. Не выношу ему подобных. Их речи нарушают равновесие души. Признаться, уединенность мне милей общения. Боюсь, одиночество — удел и стержень моей власти. Сейчас я готов думать, рассуждать, решать. Без помощи видений и чудес.

Скипетр царя Соломона! Теперь он принадлежит Алрою! Предание гласит, что лишь тому дано освободить народ наш, кто обладает скипетром. А завладеет сим атрибутом власти и свободы герой, предначертания судьбы которого — неизменная удача. Я избран Богом для великой цели. В леденящем сердце склепе, средь призраков царей, душа моя не дрогнула. Твердою рукой я взял и навсегда себе присвоил предмет священный. И та же рука сорвала корону с макушки беглого халифа.

Владенье миром — заслуженная моя награда. Отвергнуть ее ради бездумной рабской верности проповедям ретрограда-книжника? Не он, но я покорил Азию и я вписал страницу в книгу летописи времен. Сион? Неужто запустелая безлюдная страна должна умерить блеск сияющей столицы востока? Неужто Бог так слаб, что не простирает власть свою сверх земли от Иордана до Ливана, и мы должны Ему границы воздвигать? Если б такое было записано, завещано, заповедано — я б ретировался в тень безвестности. Я тоже пророк! Иначе б я не слышал голос из святая святых, из-за занавеса ковчега завета! Истинные пророчества плодят приверженцев. Багдад станет моим Сионом! Я Богом призван, и не Джабастеру, а Богу я служу! Убежден: поклонение людей Ему должно быть столь же безгранично, как сила Его. И веру эту мою не дерзнут оспорить проповедники, хоть алтари их и дымятся в Иудее!