Они покинули амфитеатр и принялись обследовать близлежащие здания. Нашлось место и для жилья и для конюшен. С дней былых остались тюфяки, палатки, запасы топлива, посуда и прочие атрибуты сносной жизни. Вот место, где когда-то Предводитель изгнания столкнулся нос к носу с Хасаном и зарубил надменного губернатора Хамадана. Алрой созвал сюда братву и выложил свои соображения. Выслушав, люди разделились на отряды — по родам занятий и вкусам к ним. Одни будут нести охрану, другие станут охотиться, третьи отправятся в оазис собирать дары природы, четвертые выведут на пастбище коней. Амфитеатр был образцово вычищен. Для принцессы соорудили подходящий шатер. Нежданно предупредительные рубаки состязались в рвении угодить ей. Благодарными улыбками и кроткими речами она поощряла их смекалку и энтузиазм.
Приученные к железному порядку ратники быстро и успешно приноровлялись к сумбурной новизне, находя в ней прелесть бытия. Борьба за выживание не оставляла времени для раздумий и печалей. Покуда с ними Алрой — и надежда с ними. Воистину сей гегемон очаровал бойцов, и те полагали искренно, что лучше поражение с ним, чем победа с другим. По вечерам в амфитеатре, собираясь у костров за ужином, невольные авантюристы казались друг другу и самим себе вполне счастливыми. Приключения дают ощущение жизни во всей ее широте и силе.
Алрой засылал разведчиков во все стороны, дабы разузнать, что творится на большой земле и, сообразуясь с этим, действовать дальше. Велико желание его вступить в связь с Итамаром и Медадом, если те уцелели.
Две недели никто из чужих не появлялся в заброшенном городе. Наконец возникли четыре новые фигуры. Люди эти вернулись в свое логовище и не слишком обрадовались пришельцам и их предводителю, но досаду скрыли. То были курд Кислох, индиец Калидас и их дружки — гебр и негр.
10.13
«Благородный монарх!» — воскликнул Кислох, — «Уверены, ты с радостью включишь нас в ряды своей дружины. Ей-ей, старый друг лучше новых двух. Испытанное вместе — общее достояние. Мы полагали, если ты не погиб, то, значит, скрываешься здесь. И не ошиблись. Наше почтение тебе, госпожа», — добавил Кислох, кланяясь Ширин.
«Я рад вам, друзья», — сказал Алрой, — «Я весьма ценю вас. Согласен, мы вместе всякое испытали, и дурное, и хорошее. Но лучшее, надеюсь, впереди.»
«Принято надеяться на лучшее», — заметил Калидас.
«Каковы новости?»
«Не слишком хороши.»
«А именно?»
«Хамадан захвачен.»
«Я к этому готов. Продолжай.»
«Старый Бостинай и госпожа Мирьям взяты в плен и доставлены в Багдад.»
«Взяты в плен?»
«Я думаю, все обойдется. Господин Хонайн в большой фаворе у новой власти и, без сомнения, выручит их.»
«Хонайн в фаворе?»
«Разумеется. За ним числится немало добрых дел в пользу города.»
«Всегда был ловкачом! Только б вызволил сестру! Спасителю простительна измена.»
«Без сомнения — вызволит, и без сомнения — простительна!»
«Что с Авнером?»
«Убит.»
«Как?»
«В бою.»
«Уверен?»
«Я дрался рядом с ним. Видел: он упал.»
«Рад, что он не в плену. Где Медад и Итамар?»
«Упорхнули в Египет.»
«Выходит, нет больше воинства у нас?»
«Кроме тех бойцов, что здесь с тобой.»
«Этих сил достанет ограбить караван, не более. Значит, Хонайн в фаворе?»
«Точно так. Он и нам сослужит службу.»
«Новостями не порадовал.»
«Все — правда!»
«Итак, я рад вам. Отведайте нашу пищу. Груба, но не скудна. Упорхнули в Египет, говоришь?»
«Да, господин.»
«Ширин, хотелось бы тебе взглянуть на Нил?»
«Я слышала, там крокодилы!»
10.14
Подозрение, если не слишком смутно, вострит уши бдительности, родной сестры безопасности. Алрой тяготился присутствием Кислоха и его компании, но сподвижники бывшего монарха с великой приязнью отнеслись к ветеранам пустыни. Их изобретательное шутовство и неутомимое веселье добавили живых красок к серому фону однообразных дней. Зато Алрой не нуждался во внешней силе для поднятии духа, он строил планы бегства в Египет. «Раздобыть верблюдов, переодеться купцами, взять с собой Бенаю и нескольких верных людей и двинуться караваном в Африку через Сирию», — думал. И чем глубже он входил в детали замысленного предприятия, тем привлекательнее ему казалось будущее. У него припрятано изрядно драгоценностей, которые он надеялся продать в Каире и выручку употребить для насажденья сада новой жизни. Огонь честолюбивых вожделений юности испепелил собственные его мечты, оставив взамен тлеющие уголья новых надежд.
Алрой и Ширин возвращались из оазиса с прогулки. Он шел пешком, вел под уздцы верблюда, на котором восседала Ширин. Он то и дело поднимал глаза, заглядывал в мечтательное ее лицо, читал в нем радость предвкушения скорых перемен.
«Вот так, верхом, осилим дорогу в пустыне.» — сказала Ширин.
«Это веление судьбы.» — добавил Алрой.
«Мы созданы для неги и любви, империя для нас лишь бремя.» — заметила Ширин.