Альтаир

- Иной раз мне кажется, - постукивая карандашом по крышке альбома, продолжал фантазировать Левка, - что «Альтаир» стоит где-нибудь рядом, а мы его не замечаем. Ссоримся, говорим друг другу всякие обидные вещи, злословим насчет друзей… Все это мы делаем на улице и в парке, в коридорах института, будто так и должно быть. А на телевизорах все видно, все слышно. - Он хлопнул по щеке ладонью. - Ох, ребятки, стыд-то какой!

- Мели, Емеля. - Митяй схватил Левку за нос и потянул к земле. - Суслик!

Он тут же поймал себя на мысли, что не следовало бы этого делать, и невольно посмотрел на гору, где был установлен «Альтаир». Зная, что аппарат выключен и объектив его направлен в другую сторону, Митяй все же испытывал неприятность. «Проклятый Левка, эдак можно и сна лишиться!»

Потирая нос. Усиков сказал обидчиво:

- Милые шуточки. У тебя пальцы как клещи. Нашел где силой хвастаться!

Его поддержал Женя, и Митяй смутился окончательно.

- Ну, понятно. Какой может быть разговор! - Он рассматривал свои большие ладони. - Глупая привычка.

Выдумка Левы показалась Жене забавной. Правда, с точки зрения техники и здравого смысла она ничем не подкреплена. Однако Митяй уже заволновался. Еще бы, ни с того ни с сего, нежданно-негаданно - и вдруг тебя демонстрируют на экранах тысяч телевизоров. Это хоть кого расстроит.

А Левка, точно в отместку, продолжал развивать свою страшную идею:

- Нет, вы только подумайте: что, если в самом деле поставить в разные места телевизионные камеры и объявить, будто в любой момент может состояться телепередача - ну, предположим, «Прогулка по улицам». Пусть каждый тогда представит себя на экране. Вот это будет жизнь! Абсолютная вежливость, предупредительность, улыбки направо и налево. У трамвайной остановки никто не станет толкаться, мужчины пропустят женщин вперед, а наши ребята, студенты, войдут в вагон тихо, спокойно и самыми последними…

Митяй хмыкнул, но ничего не сказал. Вспомнил, как после занятий ребята мчались к трамвайной остановке. Что греха таить, и сам не отставал. Мощной, громогласной лавиной проталкивались они в двери и, опередив растерянных пассажиров, ранее вошедших в вагон, мгновенно занимали все места.

Мысленно представляя себе экран, где показывается эта картина, Митяй чувствовал, как горячая, пунцовая краска приливает к щекам. Он видел в трамвае себя и ребят. Почему-то вспомнилось лицо немолодой женщины, повязанной теплым пуховым платком. Да, тогда она смотрела на них с явной укоризной, и Митяй подумал, что если бы осуществилась безумная Левкина фантазия, то многие тысячи зрителей глядели бы на эту сцену точно с таким же выражением лица.

- Если сделать так, как я предлагаю, - продолжал Лева, - то навсегда исчезнут и грубое слово и глупая шутка. Правда, Митяй? - спросил он с невинным видом.

Журавлихин поспешил выручить Митяя и в свою очередь спросил Левку:

- Может, мы и без техники обойдемся? А?

- Как тебе сказать… - Лева вновь занялся рисунком и сейчас выводил одинокое деревцо на горе. - У нас, в стенах института, все ребята считаются примерными, дисциплинированными. Сам понимаешь, никто из них не будет мчаться по коридору, с криком протискиваться в двери аудитории. Не будет вести себя, как на трамвайной остановке… А почему? - Он поднял голову. - Так приучены с детства, когда мы были еще первоклассниками. Ведь за нами все учителя следили: «Как сидишь? Как перо держишь?» Всюду их глаза. Никуда не скроешься…

- Мысль ясна, - перебил его Женя. - Теперь малому восемнадцать лет, и он требует, чтобы весь Советский Союз смотрел за ним через телевизоры. - Не тот масштаб для Левки, - прикрывая зевок рукой, заявил Митяй. - Он должен чувствовать, что на. него смотрит весь мир.

- Вот именно - должен, - резко подчеркнул Журавлихин. - Но не все это понимают.

Он решительно приподнялся и, заложив руки за спину, сутулясь заходил возле скамейки.

Будто сбросили с Митяя теплое одеяло и вместе с ним остатки дремоты. Никто и никогда не видел Женю в таком странном состоянии. На что он обиделся? А Женя, волнуясь, говорил о том, что его мучило:

- Я много думал о наших беседах с Афанасием Гавриловичем. Конечно, он прав, вообще мы ребята хорошие. Мы… то есть молодые. Я не говорю об отдельных героях, они есть в любой стране. Но вот если бы меня спросили, можем ли мы такими, как есть, прийти в коммунизм? Думаю, что нет - не готовы еще. А кто знает, не придется ли нашему поколению начинать эту новую эпоху? Как тут быть?

Потом Женя заговорил о странном ощущении, которое он испытывает, когда на него смотрят старики. Будто неспроста они смотрят, а придирчиво оценивают каждого молодого человека, можно ли ему доверить начатое ими великое дело, достоин ли он его.