Им страшно от мысли, что вдруг мы объединимся. Какая же это будет неодолимая сила! Им страшно от мысли, что наши народы в корне своем с девственно чистой, зовущей к братству и любви моралью стряхнут, как пыль, со своих душ неизменные свойства, неистово прививаемые дьявольской пропагандой нынешних властителей. Стряхнут вместе с ними – сеятелями разврата и пьянства, наркомании и воровства – апатию духа и пренебрежение к чужой боли. Им страшно, что мы можем опять обрести то достойное, естественное состояние, когда, как говорил Николай Васильевич Гоголь, не было у нас «непримиримой ненависти сословия к сословию и тех озлобленных партий, какие водятся в Европе и которые поставляют препятствие, непреоборимое к соединению людей».
…А вечер, а вечер идет. Бывший министр здравоохранения России Денисов вручает Бакару кавказский дар – клинок. Нет, он не призывает поднять этот меч на кого-то, а придает своему подарку смысл медицинский: сабля, как скальпель, удаляет больные части тела.
Что ж, символ хороший. Несу символический дар юбиляру и я: «Золотое оружие русских мастеров» – альбом, созданный по материалам Кремлевской Оружейной палаты. С дарственной надписью.
И с радостью вдруг замечаю: гаснет в глазах юбиляра затаенная боль…
А. Теренин. Доктор философии. И мы сохраним тебя, русская речь
Когда автор книги в предисловии к ней страстно и убедительно отстаивает право русского народа, русского человека на собственную идентичность, было бы просто абсурдно не согласитьься с ним. Призыв обратится к истокам национального бытия, сохранить память о былом – свят и непререкаем.
Мы русские. А были россами и руссами. Это надо постоянно иметь в виду. Как и то, что во времена оные понятие «национальность» определялось словом «язык» («Слух обо мне пройдет по всей Руси великой и назовет меня всяк сущий в ней язык…» А. С. Пушкин). Язык – имя существительное, и к нему, а не к чему-то другому прилагаются определения, как-то немецкий, французский, русский…
Геннадий Пискарев, выступающий как ярый поборник всемерного укрепления самостоянья и самосознания русского человека, обращаясь памятью к деяньям граждан России и Советского Союза, постулирует себя, однако, и как убежденный интернационалист. Воспевая взаимодействие, единство целей советских граждан, – не противоречит ли он в данном случае самому себе? И, возможно, успехи человеческой общности, должной стать по замыслу коммунистов советским народом, были временными, а Советская империя и распалась, будто ветхозаветная Вавилонская башня, как только народы и нации, ее населяющие, почуяли запах суверенизации? Смешались языки строителей.
Прочитав внимательно книгу, я пришел к выводу: автор прекрасно понимает, что проблема сочетания национального и интернационального требует особого рассмотрения. В философском плане это противоположности, но они не обязательно противостоят друг другу, в определенных условиях вполне сочетаются. Более того, интернациональное не может развиваться иначе как на национальной почве. «Истинно мировое и есть прежде всего собственное, ревниво охраняемое» – К. Леонтьев. Так что губительно не единение общих начал, губителен разрыв между ними.
В материалах книги четко прослеживается мысль: самоизоляция национальных культур приводит к их неизбежному вырождению. Интернациональное вне национального – это нечто искусственное и антинародное. Так же и интернациональное сознание невозможно представить вне национального самосознания. «Только общечеловечность может жить полною жизнью. Но общечеловечность не иначе достигается, как упором в свои национальности каждого народа». – Ф. М. Достоевский.
Вавилонская башня, «высотою до небес», считается символом гордыни. Господь, препятствуя ее воздвижению, сделал так, что ее строители перестали понимать друг друга – он рассеял народы.
Советский Союз – не Вавилонская башня. Русский народ, самый многочисленный был расселен по всей огромной территории Союза. Его живой язык, соединенный с народом, являлся и является одним из мировых языков, языком дружбы народов, языком межнационального общения. И только говоря на этом языке, мы еще можем понять друг друга сейчас.