Алтарь Святовита

Обсудив дорогу до Любека, мы ударили по рукам. На следующий день, в новых синих штанах с красными лампасами, заправленных в высокие сапоги, белой рубахе навыпуск и накинутом на плечи военно-морском кителе – купец был готов к путешествию. Предварительно загрузив в фургон две дюжины тюков с бархатом, с десяток больших ковров, несколько мешков с мукой и крупой, сухарей с полпуда, разнообразной консервацией, большой котелок с треногой, домашнюю утварь, одежду для семьи, он продолжал искать еще немного места, куда бы всунуть оставшиеся не у дел доски от поддона. Это по паспорту грузоподъемность телеги без прицепа семьсот пятьдесят килограмм, фактически же загружено было чуть больше тонны. С собой он имел письмо к Беньямину, а также грамоту от Гюнтера Штауфена, скрепленную имперской печатью, в которой сообщалось, что предъявитель сего документа является послом Самолвенского княжества и следует к Оломоуцкому епископу. Деньги были спрятаны в чурбаки, новоявленный посол не изменял своим привычкам. Наконец, жена с дочерьми уселись внутри возка, охрана потихоньку тронулась вперед, а Игорь задержался рядом с мальчиком и что-то наговаривал, гладя того по голове. Прощание с сыном было недолгим. Двенадцатилетний мальчуган пустил слезу и смотрел вслед удаляющемуся фургону, пока тот не скрылся за поворотом.

В этот же день, к полудню, или чуть позже, Игнат привез брата своей жены в Самолву. Соболек, как ни странно, был одет по-походному и имел за плечами необъятных размеров мешок, в котором легко угадывался круглый щит.

– Свояк по Нарове семь раз ходил, ― сказал мне Игнат, ― надо его с собой брать.

– Несообразно как-то, а почему семь, а не шесть или восемь?

– А потому, что в последнюю ходку купец на команде сэкономил, сам ладью повел, вот на порогах и оставил ее. Река-то с норовом. Свояк спасся и домой на своих двоих дошел. Года три назад это было.

– Игнат, я согласен. Припасов у нас с избытком, пространство позволяет. Пусть Леонид Ильич, тьфу… Соболек с нами идет. Оплата как лоцману, три монетки в день и прохождение порогов полностью на нем. Не подведет?

– Кто? Соболек ― ни в жизнь! Да и мне спокойнее. Сыновья у меня ладные, вот только опыта маловато. Мы со свояком по очереди кормщить будем.

Зачисление в команду произошло незамедлительно. Обрадовавшись, Соболек тем не менее не подал вида, ловко переместился на палубу и после краткого перешептывания с родственником исчез в трюме, устраивая свои вещи. В это время и поведал мне Игнат, насколько важно было для свояка оказаться на судне. Дело было в том, что у рыбака подрастали три дочери, одна из которых по возрасту уже могла выйти замуж, да только скромный доход от ловли рыбы не позволял накопить приличного приданого. Игнат об этой проблеме знал, и когда рассказывал своей жене о том, что отправляется в поход, и сколько будут платить, получил наставление пристроить родича. Вполне возможно, что принятый член экипажа являлся далеко не самым лучшим специалистом водных стихий, но других не было. Впрочем, мы все еще только учились, и любой мало-мальский опыт был просто необходим. Сентябрьским утром «Марта» отчалила от пристани Самолвы. По моим подсчетам, за два-три дня мы должны были пересечь Чудское озеро, выйти к Нарове и шестьдесят восемь верст, семь из которых приходились на Омутские пороги, преодолеть за четверо суток. Еще сутки на то, чтобы перетащить кеч через водопад. Итого через восемь, максимум девять дней выйти в Финский залив. Дальше все зависело от погодных условий. Ориентировочно, во второй половине сентября мы могли стать на якорь в устье реки Перона. Конечно, добираться по полноводной Эмбах до озера Выртсьярва, потом плыть по Тянассилма и через озеро Вильянди, а далее по речкам Раудне и Халисте прямиком до Пярну было гораздо быстрее. Одно но! Вояж должен был быть тайным, а значит, как все нормальные герои мы двинулись в обход.

* * *

Три дня отдыха настолько расслабили литвинов, что Свиртил даже подумывал о продлении выходных хотя бы до полудня. Рать полностью потеряла боеспособность из-за непомерного употребления вина. Где крепким словом, где кулаком, а иногда и холодной водицей, Свиртил сумел поднять, а через четверть часа и построить свое войско. Пошатывающиеся меркурьевцы вскоре были раздеты догола и загнаны в речку, где просидели до посинения, пока не пришли в норму.

– Мне за вас стыдно, ― поучал Свиртил полусотню, прохаживаясь по берегу Самолвы. ― Разве вы похожи на дуб, как я вас просил? Нет! Я вижу лишь жалкий кустарник, который сломает любая девка.

Пристыженные литвины вскоре повылазили из воды, переоделись и после завтрака уже выглядели молодцевато, как раз готовые к смотру. Только теперь они походили на тевтонцев, примерив на себя белые сюрко с черными крестами. Рядышком, в сорока шагах от отряда стояли пять телег, нагруженные провиантом и дополнительным оборудованием, необходимым для обустройства засады с возничими-пруссами. Готовую к походу рать провожал Гюнтер. Он окинул взглядом войско и подъехал к Свиртилу.