Алтарь Святовита

– Вот оно что. Я так понимаю, что вы хотите подкорректировать торговый путь из Пскова в Дерпт?

– Да! ― хором ответила чета Штауфенов. ― Он должен проходить через Самолву.

– И чем вы станете торговать?

– Книгами, ― ответила Нюра. ― Мы хотим собрать переписчиков. Гюнтер переведет на латынь мои учебники по математике, геометрии и инженерному делу. Помимо этого большим спросом будут пользоваться пустые книги.

– Это как пустые? ― не понял я.

– Книги для ведения учета, как вот эта моя тетрадь. Любой состоятельный купец или монастырь сразу поймут ее превосходство, как только сравнят специально подготовленный образец записи со своими каракулями.

– Хорошо, а банк вам зачем? Монеты свои для чего? В этом году Евстафий вместе с рижскими купцами планировал открыть филиал «Смоленского клуба» в Пскове. Его сотоварищи хотели в Дерпте, но там у нас нет поддержки. Если бы в Самолве жило десять тысяч человек, тогда был бы полноценный банк, а так, даже для Пскова достаточно комнатки с сейфом и одного банкира с нотариусом. Гюнтер, княжество пока не доросло до этого, в той же Риге только лавка менялы. Точно такая же история с чеканкой монет. Два пуда «белок» для внутреннего рынка вам хватит с головой и на днях они у вас будут.

– Алексий прав, Нюра, ― с сожалением в голосе сказал Гюнтер. ― Я как-то не подумал посмотреть с такой стороны. Банк и своя монета нам пока не по зубам. Тем не менее мы к этому должны стремиться и меняла у нас тоже должен сидеть.

Беседу прервал стук в дверь. Дождавшись разрешения, в кабинет вошел Павел.

– Господин, прибыл гонец от епископа Дерпта. Послание передать отказался, просит аудиенции.

Штауфены приняли посланника в главном зале на втором этаже замка, где справляли свадьбу Трюггви и Гунндис. Это было самое красивое помещение замка. Стены возвышались на два этажа в высоту и заканчивались массивными балками потолка, к которым были прикреплены на специальных подъемных механизмах две люстры, на тридцать свечей каждая. Окна выходили во двор и были застеклены витражами. Пол выстелен досками и прикрыт красной ковровой дорожкой, начинавшейся от двустворчатых дверей из темного дуба, обитых бронзой и заканчивающейся у двух кресел. По обе стороны от дорожки стояли по четыре двухместных софы, между которыми до самого потолка простирались гобелены со сценами охоты и битв. Внимательный зритель мог заподозрить на самом большом гобелене портретное сходство воина в кольчужном доспехе и главы замка, если бы не герб короля Сицилии на щите с двумя орлами. Позади кресел размещался камин, а над ним было прикреплено мозаичное панно с изображением герба княжества. Справа и слева от панно стена была увешана разнообразным оружием: щиты, скрещенные секиры, сабли и мечи. Великолепие зала не подавляло человека, оказавшегося под его сводами, но вызывало чувство благоговения перед мастером, его создавшим. Однако, как только кресла оказались заняты, все великолепие окружающей обстановки моментально аккумулировалась в атмосферу власти.

– Говори, ― сухо приказал Гюнтер посланнику.

Гонец, в не совсем чистых сапогах, потоптался у ковровой дорожки, переборол чувство страха и, сделав два шага, поклонился.

– Преосвященный епископ Герман просит прибыть в Дерпт Гюнтера Штауфена со своими рыцарями и оруженосцами не позднее двадцать пятого числа сего месяца.

– А что случилось?

– Епископ собирает войско. Король Новгородский Александр идет войной.

– Дай подумать, ― Штауфен обхватил ладонью подбородок, ― жена, ты не в курсе, мы воюем с новгородским королем?

– Нет, ― ответила Нюра.

– Наверно, епископ Дерпта хочет нанять моих рыцарей? Я правильно понял?

– Добыча ожидается знатная, ― важно заговорил посланник, ― под знамена епископа встанет Орден и датские рыцари, а после победы наиболее отличившиеся будут вознаграждены угодьями вновь покоренных земель. Леса и поля западнее Желчи до самого озера наверняка понравятся господину.

– Да будет известно епископу, что эти земли я уже купил. Со мной десять рыцарей и сто оруженосцев, два барона со своими дружинами. Все в стальных доспехах, прекрасно вооружены и обучены. ― Гюнтер поправил на своей груди столу[59], как хулиган подтяжки ― оттянув и резко отпустив. ― Что еще, кроме болот может предложить Герман?

Видимо, посланник был готов к такому ответу. Расправив плечи и подняв подбородок, он подошел к Гюнтеру, протянул грамоту, скрепленную печатью, и молвил:

– После того, как христианское войско разобьет новгородского короля, все отказавшиеся присоединиться к походу и не внесшие лепту в пятьсот марок, будут отлучены от церкви.

Гюнтер мысленно усмехнулся. Католиков в Самолве, кроме швабцев, было раз-два ― и обчелся. Коренное население вроде как исповедовало православие, но со своими латентными особенностями язычества. Интердикт ни капельки его не пугал, но уточнить все же стоило. Штауфен вдруг задал вопрос на латыни.

– И какой вид интердикта собирается применить Герман? Личный, местный или смешанный?

– Мixtus[60], ― не задумываясь ответил гонец и снова перешел на немецкий. ― Так что мне передать преосвященному епископу?