Алтарь Тристана

«Иначе, к чему было так возмущаться продажей Ниной нескольких “картинок” и вообще делать упор на этом и посвящать меня, постороннего человека, в детали? Если бы Ирина продавала что-то сама, она бы, напротив, молчала! А Нина, говоря о том, что продала несколько никчемных безделушек, как раз солгала!»

Смятение художницы нарастало. Она вскочила, положила тетрадь на полку стеллажа. На глаза ей попалась лежавшая рядом историческая монография, посвященная династии Капетингов. Приобретенная когда-то по случаю, за гроши, почти на вес, в составе книжной коллекции обедневшего любителя истории, книга стала занимать ее, когда зашла речь о Людовике Святом. Александра сразу же отыскала ее и прочла то немногое, что сообщалось о его сыне Тристане, графе Невера, умершем в Тунисе в одно лето с отцом, во время крестового похода. Ему было посвящено несколько строк. Прочим многочисленным детям короля, умершим в младенчестве или в раннем возрасте, и того меньше. У мальчиков хотя бы указывались точные даты рождения, поскольку дата была важна для возможных наследников престола, у девочек порой обходились без этой подробности, указывая лишь год рождения. Самым прославленным среди одиннадцати детей Людовика Девятого и Маргариты Прованской был Робер де Клермон, основатель династии Бурбонов. В возрасте двадцати трех лет на турнире в Париже он неудачно упал с лошади и от полученных травм головы потерял рассудок. Тем не менее он имел после этого шестерых здоровых детей и мирно скончался в возрасте шестидесяти одного года, утвердив династию, представители которой стали впоследствии королями Франции, Испании, Королевства обеих Сицилий, герцогств Парма, Лукка и Люксембург. О Тристане известно было лишь то, что он успел жениться за год до смерти. Детей юноша не оставил.

«Жан-Тристан, – уточнила про себя Александра, просматривая впечатляющий список детей короля. – А за три года до него родился еще просто Жан, тот умер в младенчестве. Когда появился следующий мальчик, к его имени присоединили модное имя героя рыцарского романа, гремевшего тогда по всей Европе. Но герой этот всем, кого любил и кто любил его, принес только несчастья… Я бы побоялась дарить сыну такое бремя, как имя умершего брата, имя самой печали. “В печали родила я тебя, печален первый мой тебе привет, и ради тебя грустно будет мне умирать. И так как ты явился на свет от печали, Тристан и будет тебе имя!” – говорит ему мать в романе. Так все же, этот “алтарь печали”, или “Бегство в Египет”, имеет некое отношение к некоему Тристану? Откуда он взялся, этот Тристан? Предположим, так назвала алтарь сама Мария Гдынская. Она была прихожанкой церкви Святого Людовика и, может быть, так же как и я, вскользь заинтересовалась биографией Людовика Девятого? Но это очень слабое основание – так называть нишу… Если это “алтарь печали”, то название вполне оправдано, как выясняется. У нее только что умер первенец. Она была беременна вновь, но, видимо, депрессия не позволяла ей отвлечься от черных мыслей. И радость нового материнства ее не коснулась, раз она ушла в создание такой вещи, как “алтарь печали”. И то, что второго сына также назвали Иваном, говорит о многом! Значит, первая потеря была очень тяжела, раз это имя не захотели оставить в покое. Но почему она его не крестила, когда семья приехала в Москву?»

В самом деле, это было необъяснимо. Мария умерла в начале апреля, когда ее сыну было полтора года. Семья вернулась в родительскую квартиру, в Кривоколенный переулок, до церкви было рукой подать – десять минут пешком. Что помешало молодой матери окрестить второго сына, как и первого?

«Может быть, перенесенное горе начисто уничтожило ее религиозность, – предположила Александра. – Так случается иногда, а как оборотная сторона этой медали – сумасшедшая религиозность. Может быть, как ни ужасно это звучит, второй сын уже не имел для нее такого значения, как первый… Может быть, она слишком много любви и надежд вложила в первого ребенка и удар был так силен, что второму уже ничего не досталось… Не случайно ведь на барельефе изображена Мария, у которой на руках нет младенца!»

Уже во второй больнице, куда она дозвонилась, ей дали нужную справку.

– К Гдынскому? – осведомился женский голос в трубке. – Он только что поступил, состояние тяжелое. Конечно, нельзя.

– Он в сознании? – с надеждой спросила Александра.

– Таких сведений у меня нет. Если хотите, приезжайте завтра в первой половине дня, поговорите с завотделением. Или в часы посещений…

Памятуя свой недавний опыт, связанный с посещением больных – Альбины и отца, – Александра поблагодарила и отложила замолчавшую трубку. «Бесполезно туда ехать сейчас, тем более он первый день в больнице. Сегодня воскресенье, и наверняка там только дежурный врач… Со мной и говорить никто не будет. Дай бог, чтобы завтра ему стало лучше!»