Альтер Эго. Московские Звезды (СИ)

А дальше они начали разыгрывать старинную пантомиму, как в английском театре, но расцвеченную языком хореографии. Вышли, как будто собираются танцевать «Фестиваль цветов». Встали. Музыки нет. Сергей сделал у уха жест повелительницы вилис: «Я прислушиваюсь», Катя повторила его. Выдержав паузу, Сергей красиво сказал ей руками: «Музыки нет, я ничего не слышу». Катя покачала головой и повторила. Потом пор де бра над головой, спросила: «Как же мы будем танцевать?», и закрыла лицо ладонями, стала изображать слезы, потом рыдания — вздрагивая плечами. Зал притих и с интересом следил за необычным диалогом, происходившим в полной тишине, только пуанты Кати дробно стучали по сцене. Но так выразительны были лица героев, убедительны позы и жесты. Публика сопереживала и симпатизировала. Сергей стал утешать партнершу, как в «Жизели», отвел ее ладони от лица, заглянул в глаза, и сказал: «Все хорошо, не плачь». Потом пошел гранд жете ан турнан, закончил позой, посмотрел в кулису и отправился за сцену вытаскивать Стасика. Тот стоял наготове, с круглыми глазами и выражением ужаса на лице, и ждал. Сергей успел сказать ему только: «Сначала не соглашайся, делай отрицательные жесты и мотай головой». На сцене он подвел Стасика к Кате и начал объяснять, каждое слово озвучивая пантомимой: «Это пианист, — жест с бегающими по клавиатуре пальцами, — мы сможем танцевать под музыку», — жест пор де бра — танцы. И обращение к Стасику: «Пожалуйста, начинай». Станислав, хоть и выступал в амплуа артиста миманса в первый раз, но справился хорошо, он стал решительно отказываться, причем свободно ходил по сцене, а Сергей и Катя за ним — и по очереди, и вместе. Они, картинно и трогательно заламывая руки, прижимая их к сердцу, уговаривали неумолимого Стасика. Внимание зала было возвращено, Стасик вошел в роль и на равных вел диалог с балетной парой. Он смог сказать им: «На чем же я буду играть?» И в это время из кулисы выехал рояль. За время импровизированной пантомимы Макс успел найти трех рабочих сцены в чистых комбинезонах. Рабочие споро выкатили инструмент и вынесли банкетку. «А ноты? — зашипел отвернувшись к Сергею Стасик. — Они остались в кармане на ящике». Сергей вышел на авансцену и сокрушенно развел руками, показывая: «Рояль есть, но играть невозможно — нет нот». В зале засмеялись, представление нравилось публике. Заминка с фонограммой была сглажена. Катя подхватила игру и сказала: «Подожди, я сейчас что-нибудь придумаю», и убежала за кулисы, к счастью, про ноты подумал и Макс, он нашел их и подал ей. Катя вернулась и с реверансом протянула ноты Стасику. Вдвоем с Сергеем она отвела пианиста за рояль, тем временем с колосников спустили микрофон подзвучки. «Теперь мы можем начинать, — с поклоном сначала Кате, потом зрительному залу сказал Сергей и сделал приглашающий жест в сторону Стасика. — Маэстро, музыку». Зал дружно зааплодировал. Катя поклонилась и ушла за кулисы, а Сергей под переливчатые арпеджио Стасика сделал новый круг-поиск Бабочки. Катя вышла уже в образе, замерла в изящной позе «бабочка на цветке», из которой Сергей поднял ее. Зазвучала обворожительная певучая тема Оффенбаха, началось Адажио.

И вдруг Сергей вспомнил тот день в Лейдене, их прогулку, вечер и… любовь. То, как они были нежны друг с другом, раскрылись, доверились. Все это он и говорил Кате, теперь уже не пантомимой, а танцем. Он берег ее, лелеял, носил на руках. А она трепетала руками-крылышками. И наконец уснула, а Сергей прикрыл ее собой. Они не стали делать красивую позу — поддержка на колено партнера, а повторили мизансцену из спектакля и легли на сцене.

Зал взорвался овацией и криками «Браво!». Сергей и Катя раскланялись, она убежала, он остался на вариацию-мазурку. Задорное, юное веселье передавал в музыке Стасик и приумножал это танцем Сергей. Вариация, сравнимая по сложности прыжков и вращений с Джеймсом из «Сильфиды», была исполнена идеально. Знатоки балета и комиссия любовались стопами Сергея, точностью ног, пируэтами, заносками, бризе, мягкими текучими руками. Великолепным прыжком и статью. Обычная публика восхищалась танцем в целом. Он был доходчив, красноречив, убедителен. А Катя в своих вариациях очаровала всех изяществом и безупречными пуантами. И конечно, фуэте, которое в «Бабочке» выглядело необычайно эффектным.

Но — что потом в один голос отмечали критики в отзывах об этой паре — Катя и Сергей танцевали друг для друга. Техника казалась незаметной, главным становились чувства. Партнеры снова и снова признавались друг другу в любви. Открыто, при всех, не смущаясь, делились своей радостью с целым миром.

— Я люблю тебя, только тебя, и всегда буду с тобой, — говорил Сергей.

— Я люблю тебя и хочу каждый вечер засыпать в твоих руках, — отвечала Катя. Их Адажио «Бабочка» — и музыка, и танец — трогало до слез, заставляло сердце трепетать, а душу парить. И это снова была победа.

Зал не затихал.

— На поклон, на поклон! — запыхтел помреж. — Устроили тут цирк…

— Сережа, что теперь будет? — брови Кати страдальчески надломились.

— Ничего, Катюша, ничего, идем.