Альтер Эго. Обретение любви (СИ)

Новость эта как гром среди ясного неба обрушилась на Сергея. Он даже осознать не успел. И ведь простил бы, как прощал Якову странные просьбы быть любезным с многочисленными друзьями, поездки на дачу, разнузданные оттяжки Яшиной компании. Подиум. То, о чем Сергей не хотел вспоминать, открещивался, заталкивал глубоко, а оно вылезало и вылезало. И все-таки Сергей все еще верил в любовь. Макса жалко — с ним уже не верил, не смог. Хотел! Пытался. Максим много сделал для Сергея, да чего там, не выжить было бы, когда Залесский оказался на улице, без средств к существованию и без работы.

Тут его и подхватил бы и вобрал в себя особый мир, о котором большинство людей предпочитают не знать. Тот мир, о котором говорят с нехорошей улыбкой или широко раскрыв глаза от возмущения. В этом боятся испачкаться и всегда ненавидят.

Этот мир — каста, он закрыт для посторонних, в нём есть и высшие ступени, и клоака, он строго иерархичен и подчинен одному — альтернативному образу жизни. В нём свои законы и представления о красоте, любви, дружбе, деловом партнерстве. Многие сильные мира сего открыто признают свою принадлежность к этому кругу, они там, высоко на Олимпе. Другие служат им, ползают у подножия. Не вывернуться было бы Сергею без Макса.

Нет, Залесский бы не погиб, раздавленный колесом Фортуны. Он был молод, красив, неопытен и представлял собой замечательный «товар». Сведущие в подобной торговле люди сейчас же подобрали бы его, и Сергей пошел бы по рукам. Он стал бы циничен, жесток, любовь пересчитал на баксы и евро. Он пробился бы наверх, как и хотела его мать, но только не там, не в том мире, где она жила в нищете.

Он вплотную подошел к тому, чтобы «сесть на иглу», но остановился, последнего шага не сделал глубоко внутри оставалось чистое, нерастраченное, сокрытый свет. В Сергее всё ещё жил танец. Залесский тосковал по балету и, ни на что не рассчитывая, просто для себя вставал к палке и до изнеможения тренировался, возвращал себе прежнюю гибкость и владение балетной техникой.

Максим встал между Залесским и враждебным миром, оберегал и защищал. Взамен хотел любви, но Сергей ничего не мог дать. Все в нем выгорело, растратилось или застыло. Кроме стремления к танцу. А Макс был рядом. Может, и не получалось любви, но дружба-то была!

Залесский мечтал о театре, знал, что и теперь это может быть реально — иначе, чем по окончании училища, но реально. А Максим не отставал, убеждал и подталкивал к действию. Да, возможно и выгоду преследовал, так тратили же вместе. В обидах Сергея все-таки ревность рулила, в оба уха нашептывала, первой скрипкой разливалась. Позволяя себя любить, Сергей требовал верности. А Макс её не соблюдал, еще и махинацию с квартирой провернул. Пусть и в пользу Залесского, так ведь не спросил, умнее всех, юрист хренов. Тогда надолго разошлись, Сергей думал — совсем, но нет, Максим опять нашел его и потащил в танец. Через год Сергей поступил в балетный коллектив Ефима Манфея.

Слава пришла к Залесскому сразу. И опять он жил как в тумане, всецело отдаваясь своей мечте. В любовь он больше не верил, но у него был друг, с которым Сергей мог создать хотя бы видимость любви. Главной же любовью стал театр. Необычные постановки, смешение балета и пластики, которое перечёркивало все классические нормы, труд до седьмого пота, перегрузки и напряжение. Но потом свет рампы, слепящие софиты, затаённое дыхание зрительного зала, овации, цветы, слава.

Восхищение публики сторицей окупало все трудности. Сергею казалось, что он достиг своей мечты, что именно к этому и стремился.

Гастроли по всему миру на некоторое время вообще стёрли из мыслей Сергея его родной Питер. Он не скучал по городу, да и некогда было.

О родных, особенно об отце, он старался не думать. Но слова, сказанные невзначай, оказались пророческими — Сергей сломал ногу на репетиции, он серьёзно повредил колено и вынужден был надолго отказаться от танца. Конечно, травмы случаются у танцовщиков любого репертуара, можно просто идти по улице, упасть на ровном месте и поломаться. И всё-таки дыма без огня не случается — в коллективе Ефима Манфея травматизм был высокий. Именно потому, что новации, которые так нравились публике, обеспечивали зрелищность без особой заботы о безопасности. Смешение балета и гимнастики давало замечательный сценический эффект, но ставило под угрозу людей, так как превышало технические возможности танцовщиков. Как делать то, что требовал Манфей, в балетных классах не учили. И, наверно, вообще нигде не учили. Если у человека хватало смелости и умения, он выходил невредимым, но стоило один раз оступиться, в прямом смысле этого слова, и можно было проститься с профессией.