Сергею не повезло, к тому же он поторопился и раньше времени попытался вернуться к работе. Последовали новые осложнения. Одна операция следовала за другой. Он перестал бояться боли. Полгода пришлось лечиться только для того, чтобы иметь возможность ходить без палочки. Но лёгкая хромота всё-таки осталась. Сергей перенёс двенадцать операций, от тринадцатой он отказался — не по суеверию, но потому что перестал верить в эффективность такого лечения. Сбережения таяли.
Танцевать Сергей всё ещё мог, но уже не ведущие партии. У Ефима Манфея инвалидов не держали, не было и приличной компенсации, ни пенсии или пособия за травму, полученную на рабочем месте, — с социальной защитой в этом коллективе считались так же мало, как и с техникой безопасности.
Конечно, Сергей через своих влиятельных друзей, которые у него ещё оставались, мог бы просить статичных партий, но он не хотел. Решившись порвать с коллективом, он сделал это и ушел не оглядываясь. Уехал в деревню к знахарю, и тот за четыре месяца вылечил ему ногу. Насчет танцев знахарь поручиться не мог, но хромота стала почти незаметна, отпустили и мучительные приступы боли в колене.
Сергей снова вернулся в Петербург. Надо было ещё раз начинать всё заново, искать работу, людей, готовых помочь, и тех, кто стал бы его миром.
К этому времени он уже не верил в любовь и мирился с деловым партнерством и совместной жизнью по принципу выгоды и удовольствия.
Он не гнушался никакой работы, если она приносила хорошие деньги. Его обаятельная улыбка, открытый взгляд, славянские черты лица — притягивали и запоминались. Сергей умел нравиться людям и знал, как пользоваться благоприятным первым впечатлением. Вопреки всем тем неприятностям, которые посылала ему Судьба, он был удачлив, и пусть с классическим и даже с современным балетом ничего не вышло, но он не оставил танца.
После лечения Сергей продолжал заниматься, он не терял форму, хотя нигде по специальности не работал. Разве что если считать работу в ночных клубах стриптизёром. В этой области он достиг истинных высот и умел показать своё тело как никто. На него приходили смотреть и платили большие деньги, чтобы не только смотреть.
Сказать, что он себя презирал? Нет, он относился к тому, как изменилась его жизнь, равнодушно. Ему было всё равно. Он сказал себе, что НЕ БУДЕТ больше жить в нищете, считать копейки, ходить в обносках из секонд-хэнда. Не будет, как отец, усыхать на изматывающей душу работе, сокрушаясь, что сколько ни ишачь, а всё равно денег на семью не хватает.
Денег Сергею теперь хватало на всё. Он снимал дорогую квартиру, мог позволить себе любые удовольствия. Он знал, что всё это не вечно, но пока ещё мог дорого продать себя — продавал. Впрочем, он не разгульничал на эти деньги, большую их часть откладывал.
Мечтой Сергея теперь стало своё дело. Он мог бы заняться, и весьма прибыльно, всё тем же древним промыслом, от которого и сам кормился. Связи в театрально-богемной среде, особый дар подать товар «шикарно», как любили выражаться его друзья, открывали радужные горизонты. Но устраивать публичный дом на широкую ногу ему не хотелось, он все ещё мечтал о театре.
Сергей решил попробовать из показа обнаженного тела сделать не дешевое шоу, а спектакль. И привлечь настоящую публику, а не завсегдатаев ночных стриптиз-клубов, и чтобы представления имели сюжет, не были единичными, чтобы они повторялись, как спектакли. А для этого сначала надо было попытаться создать особый театр.
Сергей называл его про себя «Театр эротики и пластики». И главным выразительным средством здесь должны были бы стать не обнаженная натура и непристойные позы Камасутры, не танцы у шеста, а иной танец, который соединил бы первозданные и классические движения обнаженного тела.
Возвращая этому искусству право встать в ряд с другими, воспевающими красоту человека, Сергей хотел дать возможность артисту без всякого стыда, не отводя взгляд смотреть в зрительный зал. Позволить танцевать с вдохновением, а не с защитным равнодушием, и не бежать после представления от служебного подъезда, прячась за высоко поднятым воротником куртки, надвинутой по самые брови шапкой и тёмными очками.
Постепенно он обрёл единомышленников, и его стремления начали переходить из области мечты в реальность.
В жизнь Сергея вернулся Макс. Встреча не была случайной — Максим искал её и сделал всё, чтобы она не стала единственной. Нельзя сказать, что их связывала любовь, но и не сухое партнёрство. Слишком много они пережили вместе, Сергею бы очень хотелось думать, что да — есть у них нечто похожее на любовь, но, во-первых, за годы, проведённые волком-одиночкой, перестал верить людям, а во-вторых, слишком холоден и рассудочен был для искренней дружбы Макс. И ещё слишком жесток. Во всяком случае Сергею так казалось.