Альтер эво

Через десять минут ворона разочарованно прошлась туда-сюда по столику и пару раз тюкнула клювом деревянную рейку столешницы. Майя постеснялась сказать, что тонировка была дорогая, и лучше бы Марк слетал до ближайшей ветки, если уж ему так приспичило. Почему-то у нее и правда возникло ощущение, что ворона подумывает слинять, не выполнив свою часть сделки.

Но тут Марк распушил перья на горле, несколько раз моргнул черными бусинками – вороны очень странно моргают – и недовольным тоном предложил ей спросить что-нибудь. Только не очень много. Он не железный.

– Откуда ты? – подумав, спросила Майя.

И понеслась.

– Майя, что такое с тобой? Ночью недоспала?

Лира с улыбкой щелкает пальцами у нее перед носом, Майя выныривает из своих мыслей, обнаруживает себя у кулера со стаканчиком в руке и тут же торопливо натягивает улыбку сама. Улыбку в офисе не снимают, она символизирует Радость, получаемую от Энергичной и Полной Жизни, притом что Майя знает – Лира ее ненавидит, и Лира знает, что Майя знает, и от этого ненавидеть ей еще приятней.

В итоге ворона оказалась не вороной, а носителем сознания человека по имени Марк. Марк жил в параллельном мире, но иногда наведывался в соседние, чтобы почерпнуть там кое-какие сведения. Он был что-то типа частного детектива. В его мире откуда-то взялись какие-то паладины – по всему выходило, что из какого-то еще другого, третьего, мира, хотя Марк и утверждал, что перемещаться в своем теле невозможно, это противоречит всем законам инфофизики, – и эти паладины научили кое-кого вот так вот мотаться в соседние миры.

– А почему вы называете их альтернативами? – ошарашенная Майя спрашивает о том, что на деле интересует ее меньше всего.

А-а-а, вот тут сейчас начнется самый жестяк. Это как раз связано с той самой теорией. У Майи в мире идея мультивселенных была уже хоть кем-то озвучена?

– Была, – подтвердила Майя, которая не лыком шита, в кино ходит и книжки тоже иногда почитывает.

Ну вот. У них тоже была. Но потом у каких-то ботаников… это не в смысле специальности, в этом смысле они были, кажется, морскими биологами, – в общем, у этих ребят, которые много бухали с физиками и информатиками, внезапно прорезалось новое видение. Они экстраполировали… Короче, увидели, как можно объяснить мультивселенную. Потому что с самого начала звучало, конечно, круто – «мультивселенная» – но совсем непонятно было, грубо говоря, с хера ли.

– С хера ли что? – не поняла Майя.

С хера ли вся эта катавасия разветвляется – и, стало быть, удваивается, – в каждой точке выбора, то есть каждый микроскопулечный миг. Если на каждом стремящемся к нулю интервале времени происходит удвоение вселенского материала, то объем этого материала начинает стремиться к бесконечности со стремящимися к бесконечности скоростью и ускорением – неужели такой механизм в работе мироздания не кажется Майе нелепым? Откуда такая щедрость, такой размах – и, главное, чего во имя-то?

Но это уже не нелепо, если допустить, что после ветвления сохраняются не обе ветки. А только наиболее жизнеспособная. Что значит «жизнеспособная», лично он, ворона Марк, затрудняется ответить. Хотя очень много религиозного народа в его мире жизнь кладет на то, чтобы определить критерии и рамки этой жизнеспособности. Есть мнение, что жизнеспособность – религиозный народ говорит, например, «добро» – связана со сложностью. То бишь с информационной насыщенностью. Но реально никто из людей в том, что́ есть благо с точки зрения Вселенной, не шарит, а шарят только паладины, которые и не люди вовсе, а черт их разберет.

В этот момент совершенно уже обалдевшая Майя вспоминает Эль Греко. Как он ей тоже показался не очень человеческим. Может, у них в мире тоже есть такие, как у Марка?

Да, а может, ей пора навестить профкабинет? А то она давненько уже не разговаривала о своих снах с серьезной женщиной с брошкой в виде буквы «пси» на лацкане – и вот результат.

– Кое-что я могу доказать. – Марк прочел ее мысли. – Не про устройство мира. Но я видел, как ты ходила в тот дом. А потом говорила с кем-то в комнате без стекла в окне. На тебе были старые черные джинсы с дырами. Скинни. Не носи их с плоской подошвой, ноги себе оптически укорачиваешь. И ты нервничала. Откуда мне это знать?

– Тот, с кем я говорила, видел меня в этих джинсах. Ничего сверхъестественного.

– Ага. А потом заколдовал ворону, чтобы она поболтала с тобой о твоем гардеробе.

– Значит, жизнеспособная ветка растет себе и ветвится дальше. – Майя сдвигает брови: чай уже наверняка ледяной, а она едва глоток отпила. – А нежизнеспособная?

– Ну, потому-то теория и эволюционная, – медленно скрипит ворона Марк, и Майе слышится в его голосе как будто извиняющаяся интонация (чего, разумеется, быть не может, потому что воронье горло есть воронье горло, и выразительный диапазон у него весьма ограничен).

Через миг до Майи доходит, почему так.

– По-твоему, мой… моя альтернатива – нежизнеспособная?

Ворона косится вниз и вбок:

– Я этого не говорил.

– Но ты так считаешь? Почему?