Альтераты: миссия для усопших

– Куда прёте?! Не видите блазня? – он выставил вверх большой палей и показал за спину, туда, где поблескивала в темноте голубоватая пленка. Совсем такая, как в Ромкиных видениях.

– Что за блазень? – удивился Тихомиров и пргладил фиолетовые волосы: присутствие деда вызывало у него тревогу.

Пашка пожал плечами.

– Дед, – Чижов едва узнал собственный голос. – Это ты?

– А кому ж ещё? – дед сварливо оценил его одежду, задержался на волосах, потёртых джинсах. – Фу, волосья отрастил, как баба, одёжу будто у старьёвщика умыкнул.

– Дед, ты как здесь оказался? – Ромка не верил своим глазам. Родное ворчание. Словечки, знакомые с детства, недовольный прищур. Это ведь не может быть обманом? Миражом?

Или может?

Старик отошел от плёнки, подталкивая от неё и парней:

– Как, как… Тебя, засранца, оставь без присмотра…

В комнате за голубой плёнкой истошно кричали. Дед вздохнул, толкнул в сторону центральной залы настойчивее, Ромка уворачивался, пытался посмотреть, что там, за дедовой спиной:

– Там кричит кто-то, помочь надо…

– Надо-не надо. Ещё бы знать, что оно там, то что верещит так, – ворчал дед, цепляя внука за воротник куртки. Ромка отпрянул от него, вцепился в ярко-синие стены:

– Там подруга наша должна быть, Агафья. Она в беду попала!

Дед остановился и уставился на него:

– Да с чего ж ты, такой умный, взял это? Говорю ж, блазень это, обманка. Нельзя туда. Нету там ничего живого.

– А Гаша? – Санёк недоверчиво выглянул из-под дедовой руки.

– Говорю же – блазень вас, дураков, туда заманивает, человечинкой покормиться желает.

Парни переглянулись. Даже в синеватом полумраке было видно, как вытянулись и побледнели их лица.

Старик выволок их в центральный зал, бросил к стене.

– Откедова пришли, помните? – спросил хмуро. Парни кивнули. – Вот туда и топайте. А я здесь посторожу.

Он отвернулся, всматриваясь в синеву.

Парни несмело двинулись к выходу. Ромка не шелохнулся.

– Дед, скажи, что это за место такое? Что это за блазень – это тот, который зеркальный?

Старик недовольно посмотрел на внука:

– Балбес ты, Ромка. Тебе тикать отсюда надо, а ты разговоры разговариваешь. Разве мало бед случилось оттого, что навью тропу открыли неумеючи? Сколько крови надо теперь пролить, чтоб закрыть ее? Сколько жизней убить?

Ромка упрямо стоял на месте.

– Дед, что за место это?

Дед вздохнул:

– Морозь, навий мир.

По каменному полу побежала холодная позёмка.

Он выволок их в центральный зал.

– Откедова пришли, помните? – парни кивнули. – Вот туда и топайте. А я здесь посторожу.

Он отвернулся, всматриваясь в синеву.

Парни несмело двинулись к выходу. Ромка не шелохнулся.

– Дед, скажи, что это за место такое? Что это за блазень – это тот, который зеркальный?

Старик недовольно посмотрел на внука:

– Балбес ты, Ромка. Тебе тикать отсюда надо, а ты разговоры разговариваешь. Разве мало бед случилось оттого, что навью тропу открыли неумеючи? Сколько крови надо теперь пролить, чтоб закрыть ее? Сколько жизней убить?

Ромка упрямо стоял на месте.

– Дед, что за место это?

Дед вздохнул:

– Морозь, навий мир.

По каменному полу побежала холодная позёмка.

Глава 17. Приговоренные

Ромкин дед, Василь Федорович Богомолов, при жизни был знатным охотником, ходил на сохатого, на кабана. В 90-е повадился в деревню медведь ходить, безобразничал на огородах, собак задирал. А потом и на пацаненка мелкого позарился. Едва отбили. Василь Федорович уже тогда стариком был. Пошли к нему соседи – помоги. Он собрался и ушел в лес. Трое суток выслеживал зверя. Потом привез в деревню тушу. Ему тогда уже хорошо за семьдесят было. Острый глаз и твердая рука ему никогда не изменяли.

Сердце подвело.

Он подтянул мешковатые штаны, присел на корточки, приглядываясь к пыльным завиткам, прислушиваясь к нарастающему гулу.

Покачиваясь и придерживаясь за колонны, из галереи показалась Гаша. Бледные руки искусаны, на запястьях – кровоподтёки. Одежду будто моль изъела, из порывов куртки торчали лохмотья белесого синтепона, рукав оторван, через неопрятные дыры видна чёрная футболка.

– Агафья! – Ромка бросился к девушке.

Та посмотрела на него безумными глазами, отпрянула:

– Не подходи!

Ромка замер, доверительно показал ладони:

– Гаша, это же я, Леркин друг, Роман Чижов. Мы тебя на Казанском вокзале встречали, помнишь?

Дед Василь нахмурился:

– Не трожь её сейчас. Вишь, кровищи сколько? – по пальцам девушки, действительно, стекала струйками кровь, капала на тёмные плиты. – Повезло девке – откупилась, от блазня просто так не уйдешь…

Девушка смотрела мимо него, глаза округлялись, их постепенно заполнял ужас, и Ромка видел, как он отражается на измученном лице, проступает мертвенной бледностью, дрожью потрескавшихся губ, чернотой размазанной по щекам косметики. Он проследил за взглядом девушки: на стене проступала белая ледяная пена. Острые иголки инея рассекали камень, просачивались сквозь его поры и тут же застывали белёсыми взломами.

– Вот те раз, – озадаченно прошептал дед Василь, вставая между обледенелой стеной и внуком.

– Дед, что это?

– Я ж говорил тебе – тикать надоть, – сердито вздохнул старик. – А теперича шо поделать?

– Что это?!