Альтернатива

— Петр, может хоть на завтра дашь мне денек в честь отпуска?

— Категорически нет, Жора. Завтра суббота, твой законный выходной, послезавтра тоже. В смысле, послезавтра не тоже суббота, а воскресенье, но ты продолжай отдыхать.

— Ну хоть так, а то вымотался. Петя, ты вообще в курсе, что человек не может пахать без отдыха два года подряд. Что ему отдых нужен, а то он выгорит морально.

— Так то человек, а ты сотрудник комитета госбезопасности, тут другие СНиПы и правила. К тому же, ты у нас работаешь не два года, не трынди.

— Да? А не забыли ли вы, уважаемый исплататор, что меня призвали в мае позапрошлого года в ряды Советской Армии, и с тех пор я как раб на галерах служу на благо Родины без отпуска? А уже июнь начался, позавчера, между прочим. Нет, я готов в отпуск и зимой, но тогда на Кубу. Кстати, а почему у нас туризм в этой чудесной стране не развит?

— Знаешь, не задумывался. Может, дорого?

— Так мы этих чернозадых и так дотируем в полный рост, пусть за те же денежки хоть что-то делают. Доминиканцы амеров принимают на своем острове, а эти пусть наш народ восстанавливают после ударного труда.

— А почему ты их чернозадыми зовешь? Там же мулаты живут в основном. И эти, потомки испанцев. У меня много знакомых кубинцев. Даже кубинки есть, красивые девушки, не при супруге будет сказано. Все или светленькие или смугленькие. Не черные ни разу.

— Размечтался. В нашу страну учиться едут только потомки испанцев и светлые мулаты. На высокие должности во врачи они же попадают, и в телевизор с речами, это верно. А остальные примерно девяносто пять процентов населения на Кубе — чернокожие. Расизм там, мягкий и вежливый, но расизм. Там архипочетно, как говорил дедушка Ленин, быть светлым. И чем светлее, тем круче.

— Зашибись, у них социализм.

— Угу, там ежедневно четверть автобусов на линию не выходит из-за прогулов, а ты говоришь социализм. Прогрессивный строй за наш счет там. Место зачетное, вот они им и торгуют. Так пусть продают его с нагрузкой, то есть с пляжами. Эх, там такие пляжи! Вот только восстанавливать надо всю инфраструктуру, то есть отели и структуру обеспечения.

— А Сочи? У нас же там отличные курорты!

— А Сочи считать курортом — это как шесть соток дачей назвать. Смешно и убого.

— Кстати, Жорж, за тобой долг тянется на несколько месяцев. Мне Голов всю плешь проел: дай ему соавтора разработки «Лешего», куда вы его сослали, верните немедленно! Прикинь, кричит в трубку, вот прямо угрожает!

— И что теперь? Он же не по нашему Управлению, его дело четвертое или пятое даже.

— Нет, товарищ Милославский, мне сверху намекнули отправить тебя в понедельник в Балашиху, на эту дату уже и комиссию назначили.

— Весело! Без меня меня женили, получается. А подготовиться?

— Тебе-то чего готовиться, рот открыл, трепаться начал, вот и вся готовность. Ты ж у нас этот, оратор-балабол, речей дома заранее не пишешь. Так что отдыхай два дня, а в понедельник с утра в КУОС, я уже пообещал.

— Есть, в понедельник с утра в КУОС.

Вечером позвонил родителям, сказал, что скоро пойду в отпуск, приеду в гости. Получил втык за исчезновение на два месяца, мол командировка командировкой, а позвонить маме с папой ты обязан. Пришлось объяснять, что там, где мы испытывали новый прибор, телефонной связи нет, а письмо идет дольше, чем я сам вернусь. Куда деваться, родился сыном — изволь потерпеть нравоучения, к примеру, что хороший сын и с Марса нашел бы способ позвонить.

Второй звонок в одну Арбатскую квартирку:

— Добрый день!

— Вечер уже, Милославский. Может, и добрый.

— Елена, привет! Жанна дома?

— Может и дома, тебе что?

— Какая-то ты печальная. Как там у Есенина было: «Ты жива еще, моя…»

— Милославский, не хами! Какая я тебе старушка? Чего надо?

— Жанку позови к трубе, говорить буду.

— Сейчас. Жан, бывший твой хмырь нарисовался, тебя спрашивает! Подойдешь?

— Алло. Слушаю.

— Привет, Жанна! Вернулся из командировки, готов к сотрудничеству.

— Я не готова.

— Ну тогда прошу прощения за беспокойства. Бате привет! — Буду я еще терпеть чьи-то закидоны на ровном месте. Аккуратно положил трубку на зеленый плоский телефон Рижского радиозавода. Только сейчас понял, что он мне напоминает по дизайну — вылитый шведский экспериментальный танк. Такой же зеленый и раздавленный, словно на нем сидел кто-то очень тяжелый. Но в меру, не в лепешку раздавил, а чтоб еще мог аппарат функционировать. Внезапно шведский танк ожил и зазвонил:

— Алло.

— Жорж, ты не охренел?

— Обоснуй.

— Ты пропадал два месяца, потом нарисовался весь такой веселый и заявляешь, мол здрасьте, готов к сотрудничеству. А потом трубку бросаешь как козел.

— Ты же знаешь, где я служу. По-другому не будет. Или ты принимаешь меня таким, какой я в наличии, или ищешь другую комплектацию в другом месте. Я же мирюсь с твоими закидонами, принимаю твой мир.

— А что не так с моим миром? И чем мой мир отличается от твоего? Тем, что я не такое бесчувственное бревно?

— Я молчу про Содом и Гоморру, кои творятся в вашем училище и вообще в театральной сфере. Мне несколько неловко, что моя девушка дышит тем воздухом, но мирюсь. Ты такая, какая ты есть.