Нас одолевали внутренние проблемы. Я уже упоминал, насколько мы стали разобщены. Теперь мы начали спорить друг с другом о деталях вероучения, и даже гонения стали поводом для огорчительных разногласий. Некоторые говорили, что те, у кого не хватило мужества принять мученическую смерть и кто принес жертвы императору, не могут вернуться в лоно церкви. Другие указывали на всеобъемлющую любовь Господа, который приветствует всех раскаявшихся грешников. То было плохое для нас время.
И тут произошло нечто неожиданное. Диоклетиан отрекся, и сильнейшим из тетрархов стал человек по имени Константин. Несколько лет назад он возглавлял войска на севере Британии — холодного, унылого, мокрого и промозглого острова, который я не рекомендую вам посещать. В то же время и я очутился там, после того как был казнен в Эдессе согласно декрету Диоклетиана. В Эдессе понадобилось приложить немало усилий, чтобы римские солдаты окружили меня, — и даже после этого язычники уговаривали меня бежать и спрятаться. Пришлось очень долго их убеждать, прежде чем они наконец отвели меня в тюрьму и казнили. В Британии, едва я открыл рот и произнес имя Иешуа, меня швырнули в яму с голодными волками.
После смерти отца Константина войска провозгласили его тетрархом. Лично я этого не видел. Остальные тетрархи сцепились друг с другом, а Константин принялся выжидать. Пять лет он тренировал армию и распространял слухи о том, что произошел от одного из величайших родов империи. А затем он сделал нечто невероятное.
Он объявил, что перешел в христианство.
Вроде как его изумила сила духа, чтобы не сказать крутожопость, христианского миссионера, которого у него на глазах швырнули в яму с волками в Йорке. Годом позже он видел в Галлии христианского проповедника, как две капли воды похожего на убитого. Это был один из немногих случаев, когда я повстречался с человеком из своей прошлой жизни, — и конечно же, ни в первый, ни во второй раз я не запомнил будущего императора. Сначала волки, а затем свистящая толпа отвлекли меня. И все же в тот раз я был ближе всего к изменению хода истории.
Я вступил в армию Константина пехотинцем. В конце концов, я еще ни разу не принимал мученическую смерть в бою.
В армии было еще несколько христиан. Христианам запрещалось служить в имперских войсках, но многие пренебрегали запретом, ведь военная служба, как и работа кузнеца или портного, — это ремесло, а человеку не возбраняется заниматься своим ремеслом. Я знал, что мой долг — отдать все силы, сколько бы их ни было, христианскому командиру, который может стать христианским императором.
Армия Константина состояла в основном из язычников. Там было множество тупых провинциалов, особенно германцев, и почти ни одного настоящего римлянина. Солдаты поклонялись племенным германским божествам, или старым римским богам, или Митре. Никого не взволновало обращение Константина. Римляне считали, что вера человека — его личное дело. Стало почти традицией, что император или будущий император отдает предпочтение какому-то определенному культу. Так что никого не смущала идея вождя-христианина, и мы с товарищами по оружию уживались просто отлично, после того как они поколотили меня и выворачивали руку до тех пор, пока я не дал торжественное обещание не пытаться обратить их.
Константин выждал удачный момент, а затем окончательно порвал с другими тетрархами и повел нас через Альпы на завоевание Италии. Его целью было свергнуть тетрарха Максенция, который контролировал Рим.
Хоть Константин и перешел в христианство, многие из его офицеров спрашивали совета у астрологов и гадателей. Ни один не предрек затее Константина успеха. Многие предсказывали полную катастрофу. В нашем взводе был один еврей, Биньямин, так он каждый раз принимался мотать головой и размахивать руками, если кто-то спрашивал его о наших шансах в войне.
Мы вошли в Италию и в нескольких незначительных сражениях и быстрых стычках изрядно потрепали этого мерзавца Максенция. Он отступил в Рим с остатками своей армии и заперся в городе, проводя дни и ночи в молениях языческим богам и посылая проклятия Константину.
И вот мы вышли к окраинам Рима. Мы рассчитывали, что нам предстоит долгая осада. Как вы знаете, Рим нелегко захватить силой — ни сейчас, ни семь столетий назад.
Но в тот день, когда мы пришли, в полуденном небе появилось странное знамение. Не все солдаты могли его разглядеть, однако многие видели. Это был знак креста — символ любви Христовой, — горевший прямо в центре солнечного круга.
Знакомо звучит?
Под крестом появилась надпись латинскими буквами. Я объяснил тем из своих товарищей, кто не умел читать, что там было написано: «Под этим знаком ты победишь».
Послание Господне! Или так мы подумали.
Каждый, кто видел знамение, решил, что оно означает победу христианства в войне. Мы только об этом и говорили ночью в лагере, и солдаты наконец-то заинтересовались тем, что я хотел поведать им о Христе. Биньямин тут же принял христианство: как у еврея, у него было преимущество в понимании учения Иешуа, основанного на Ветхом Завете.