Ирокезов дальновидно (чтоб не убежал) положил погорельцу руку на плечо.
— Ну, что Ротшильд, плавать умеешь?
Тот еще ничего не понял, и смело ответил:
— Могу.
— А летать?
Морячок посмотрел на папашу как на безумца. И отрицательно закрутил головой.
— Ну конечно, — согласился с ним Ирокезов младший. — Это тебе не миногу за ноги держать.
— Сейчас научишься, — подтвердил папаша матросские опасения. — Немножко полетаешь, а потом поплаваешь, а когда вернешься, тут все устроится.
— Зачем?
— Пещеру с сокровищами только с воздуха и видно. Когда полетишь, смотри в сторону огнедышащей горы. Вон туда.
Морячек машинально посмотрел туда, куда указывал палец Ирокезова старшего. В этот момент Папаша ирокезов согнул пальму, прислонил Ротшильда к верхушке и отпустил импровизированный метатель. Дерево разогнулось и с коротким воплем «А-а-а-а» где-то на полдороги сменившимся криком «О-о-о!» тот взмыл в небо.
Туземцы как завороженные смотрели за полетом, и Ирокезову младшему ничего не стоило одним прыжком добраться до вождя и вытащить его к папаше.
— Ну и чья взяла? — спросил Ирокезов старший, не сомневаясь, что у вождя хватит ума дать правильный ответ на правильно заданный вопрос.
— Твоя взяла, — догадался вождь. — Только твоя отпусти моя. Моя может показать пещеру с сокровищами.
— А! Твоя моя понимай?
— Понимай.
— Пещеру Ротшильду покажешь, а мне от тебя другое нужно. Брадобреи есть?
— Какой такой брадобрей?
— Который бороду бреет.
— А что такой борода?
Взгляд вождя был честен, без лукавства и коварства. Ирокезов старший посмотрел на мужчин племени и понял, что тут нет брадобреев и никогда не было… Не нужны они тут были. Борода у островитян не росла.
Делать было нечего. Ирокезов старший отпустил вождя и тот незаметно стал двигаться к своему воинству. Видя расстроенное лицо отца Ирокезов младший спросил у туземцев.
— Ну и что, думаете, это вам так с рук сойдет? На ничего подобного! Я вас научу! Каждый мужчина на острове будет уметь бороду брить. Я вас всех в брадобреи запишу!
— Ты чего несешь? — мрачно сказал Ирокезов старший. — Какие брадобреи? Да он брить тебя начнет, да не по злобе, а от неумения зарежет…
— Ничего… Я их научу.
— Чтоб они друг друга перерезали? И не жалко тебе их? Не остров будет, а покойницкая.
— А ты их не жалей, папенька. Чего их жалеть. Они-то только в прибыли останутся. Брадобрей- хорошая профессия. На века. Я каждому из них такую профессию дам. И найду тех, на ком они без опаски учиться будут…
Три недели спустя на острове, который впоследствии назовут островом Пасхи, появились первые истуканы, над которыми трудились островитяне, оттачивая свое брадобрейское мастерство.
А еще несколько месяцев спустя чисто выбритые Ирокезовы вместе с Ротшильдом и его сокровищами отплыли от острова брадобреев, оставив после себя загадочные исполинские статуи и положив тем самым начало богатствам банкирского дома Ротшильдов.
Глава 5
Третий месяц Ирокезовы бродили по Египту без всякой цели, без маршрута — шли куда ноги несли. Пожелав смешаться с местными, они бродили по стране, добывая пропитание честным трудом — расчищая каналы и углубляя колодцы. Спрос на работу был — лето выдалось и жарким, и пыльным. Небольшие речки кое-где высохли настолько, что превратились в асфальтированные дороги…
В один из дней пережидая полуденную жару, Ирокезовы устроились в пальмовой роще. Немного ниже них, в русле пересохшего оросительного канала, копошилась группа крестьян, под руководством жреца близлежащего храма. Люди делом занимались — выкапывали священных животных из оросительного канала. Не все шло гладко — крокодилы, приготовившиеся к летней спячке, своего счастья не понимали и всячески упирались. Кто-то даже пытался кусаться.
— Фараон-то дурак, — сказал Ирокезов старший. Человеком он был прямым и не стеснялся говорить все, что приходило в голову.
— Дурак, — согласился Ирокезов младший, который походил на своего отца, как два финика с одной пальмы походят друг на друга.
— Я уже не говорю о первом фараоновом министре, — продолжил папаша, поудобнее примащиваясь под деревом и раскрывая мешок с едой- пришло время обеда!
— А я не буду говорить о втором, — отозвался сынок. Из своего мешка он достал увеличительное стекло и посмотрел на копошащихся селян. Там мелькали руки, ноги и несколько хвостов, слышались азартные крики. Убрав стекло обратно в мешок, добавил:
— Невооруженным глазом видно, что тот не умнее первого…
Как видно из этого разговора полное согласие царило в семье Ирокезовых.
Где-то над головами, скрытая листьями запела птица.
— Что-то супу хочется, — мечтательно сказал Ирокезов младший трансформировав звук в картинку и оттого сразу потеряв интерес к политике. Ежедневный скудный обед, состоящий из фиников и кувшина воды, честно говоря, уже поднадоел за это время. Три месяца! Три! Хлеб, финики, вода. Вода, финики, хлеб… Для фигуры это может быть было и неплохо — в женской бане, допустим, или в чужом гареме обнажится — но ведь кроме фигуры где-то в недрах живота у него имеется такая полезная штука как желудок. А вот он-то протестовал…