Махнув клешней на связь, Первый напряженно искал выход из создавшегося положения. О неучастии в эксперименте не могло быть и речи и, значит, необходимо было изыскать способ связаться с базой и получить инструкции как-то иначе. Глядя на Первого, Второй в это время мучился угрызениями совести. Заглушая ее голос, он жевал березовый лист. Время то времени на него накатывало желание во всем признаться, восстановить связь, но представляя себе реакцию Первого на откровенность и вытекающие из нее последствия, не мог решиться на это. Подумать только — столько времени морочить голову, и какую голову! Нет, признание полностью исключалось. Однако и без связи жить тоже было невозможно. Нужно было найти какой-то другой выход. Выход, не затрагивающий его детище.
— Если пешком, то за сутки дойти можно, — осторожно сказал он. Первому эта мысль тоже пришла в голову, однако он хорошо помнил инструкцию, запрещавшую передвижение в одиночку.
— Нельзя. По одному нельзя.
— А вдвоем?
— А работа?
— Ну давай местного пошлем, — быстро нашелся Второй. Это предложение Первый так же отверг:
— Во-первых, его нужно найти, во-вторых, с ним нужно договориться, а языка мы практически не знаем. В-третьих, кто даст гарантию, что он дойдет вовремя?
Второй выплюнул горький лист. Логика Первого была безупречной. Несколько минут они молчали. Наконец нежелание остаться без партнера подсказало Второму еще один выход:
— Пошлем Искателя.
Первый задумался. Посылая Искателя, они не нарушали никакой инструкции. Правда, Искатель оставался один, остальные восемь, входящие в комплект станций бродили где-то в лесу, собирали информацию о животном мире планеты и должны были явиться на станцию для подзарядки через несколько дней. Почувствовав колебания Первого, Второй нажал:
— Ничего другого не остается. Только искатель.
Первый и сам понимал, что ничего другого не остается, но сказал совсем другое:
— Остается дать тебе разок по скрипле за такую работу. Готовь список всего необходимого для ремонта.
Список был доставлен мгновенно, и вскоре Искатель, припадая к земле, сквозь дождь покатился через поляну к деревьям….
…С неба сеялся мелкий дождь.
Ирокезов-младший сидел под кустами, кутаясь в грязную рубаху, едва прикрывавшую его колени. Дождь крупными каплями падал с листьев на плечи и стекал оттуда вниз, к голым ногам. Было мокро, холодно и мерзко. Подташнивало…
Ему было видно, как около небесного дома двое клещей размахивают друг перед другом клешнями.
Не обращая на них особого внимания, занятый больше своими мыслями он тупо глядел на березу, выросшую посреди поляны, вспоминая свои невзгоды.
Последние два месяца, пытаясь исправить свой вспыльчивый характер и научиться смирению, он укрощал себя под язвительные насмешки папаши, служа местному князю вроде как сказочником, каждый вечер рассказывая ему и его домочадцам древние предания и сказки, чаще всего из собственной, их с папашей, жизни.
Место они выбрали глухое, где-то в Гиперборее. Никто их там не знал и процесс перековки характера не обещал урона той грозной славе, что уже обрели герои.
Вскоре уважение окружающих позволило ему стать заметной фигурой в доме, но три дня назад случилось нечто ужасное — князь прогнал его прочь из города.
Хозяйское настроение в тот день оказалось мерзким. Всю ночь князь кутил с персидскими купцами — то пел, то водил хороводы. Утром, когда веселье закончилось, он попытался уснуть, но куда там. Голова трещала так, что слышно было на улице, сна ни в одном глазу. И князь, с тоски и отчаяния, раздутый от употребленного ранее рассола потребовал сказку. Ирокезов младший начинал их одну за другой, но воевода только выл, да ругался черными словами:
— Тоска! Старье! За что кормлю тебя дармоеда!
Ирокезов младший бледнел, скрипел зубам…
Если б не поиск скрытого в смирении смысла жизни — убил бы гада и дело с концом, но…
Кончилось все тем, князь выгнал его из города, запретив появляться там до тех пор, пока тот не придумает чего-нибудь новенького. Три дня герой и сын героя плутал по лесу, пока не наткнулся на небесный дом. Ел грибы, ягоды, благо лес был щедрым, и этого добра хватало. Все бы ничего, если б не дождь, короткая рубаха и босые ноги. Время от времени он во весь голос высказывал свои самые сокровенные мысли о князе, о данном папаше слове, о принципах воспитания смирения и его роли в выстраивании жизненного пути, однако, несмотря на бушующий в душе праведный гнев, Ирокезов младший понимал, что выбраться из этого щекотливого положения ему поможет только новая сказка. Взглянув на небесный дом и вышедших из него клещей, он подумал:
— Пусть начало будет обычным, как тут принято: «В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, под управлением сильномогучего князя жили-были дед да баба. Жили они в чаще леса, под развесистой березой…»
Дальше дело встало. Некоторое время сказочник задумчиво смотрел на небо. Не найдя там ничего такого, что можно было бы вставить в сказку он перевел взгляд вниз.