Альтернативная история Жанны д’Арк

Как известно, в случае гермафродитизма бывает крайне трудно определить пол младенца. При полном гермафродитизме это и вовсе невозможно, поскольку признаки обоих полов сочетаются в равной мере. Но и при ложном гермафродитизме (а именно это и наблюдалось, по всей видимости, в случае с Филиппом-Жанной) признаки какого-то одного пола начинают преобладать лишь по мере взросления, а в младенчестве установить пол весьма и весьма непросто. И уж тем более, в начале XV века, при тогдашнем уровне медицинских знаний…

Не отсюда ли, кстати сказать, происходит это, как пишет историк В.И. Райцес, «удивительное сочетание женственности и мужества, изящества и силы, которое составляло своеобразие личности Жанны»? Не с этим ли связано безудержное стремление Жанны воевать, ее выносливость, безрассудная смелость и даже успехи в немыслимых для обычной женщины рыцарских турнирах?

* * *

После всего прочитанного сам собой напрашивается вопрос: а не является ли прозвище Жанны (ее, как известно, называли Орлеанская Дева или Орлеанская Девственница) производным от имени ее отца – Людовика Орлеанского, любовника французской королевы?

Заметим, что в качестве Орлеанской Девственницы Жанна была известна задолго до освобождения города Орлеана. Так, например, ее называл Жак Гелю, архиепископ Амбренский, в письме к Карлу VII, написанном 28 июня 1428 года, то есть в то время, когда она еще не покинула «родного» Домреми. В этом письме Жанна была названа «Puella Aurelianensis», что не может быть переведено иначе, чем «девушка из Орлеанского дома» или «девушка из семьи герцога Орлеанского».

Так все же, не является ли это прозвище таким же принадлежащим с рождения, как прозвище Орлеанского Бастарда? Он – Орлеанский Бастард, она – Орлеанская Дева, и оба – дети одного и того же отца. Кстати сказать, при всей любвеобильности герцога Орлеанского и король Карл VII тоже вполне мог быть его незаконнорожденным сыном (родившийся в 1403 году, он с трудом мог быть сыном законного супруга Изабеллы Баварской, который с конца 1390-х годов вообще не вступал с ней в интимную близость).

А ведь из-за этого, собственно, и разгорелся тот этап так называемой Столетней войны, в котором довелось принимать участие Жанне д’Арк. После смерти своих старших сыновей Карл VI отказался признать наследником престола дофина Карла (будущего Карла VII), поскольку совершенно точно знал, что это – не его сын. В результате в 1420 году Карл VI при деятельном участии Изабеллы Баварской заключил с английским королем договор, согласно которому наследником французского престола признавался внук Карла VI по женской линии – и он же сын и наследник английского короля.

Чтобы разъяснить данную ситуацию, отметим, что дочь Карла VI и Изабеллы Баварской Екатерина де Валуа (она же Екатерина Французская) в 1420 году вышла замуж за короля Англии Генриха V и родила ему троих детей, в том числе будущего короля Англии Генриха VI. Этот ребенок одновременно был внуком французского и сыном английского короля.

Таким образом, суть конфликта заключалась в том, кто из претендентов на звание короля Франции более «легитимен» – Карл VII, рожденный Изабеллой Баварской, женой Карла VI, от кого-то из любовников, или же Генрих VI, законнорожденный внук того же Карла VI, но по женской линии?

Тут надо отметить, что по французским законам о престолонаследии корона по женской линии наследоваться не могла. Таким образом, получается, что оба претендента не были абсолютно «легитимны».

Единственным по-настоящему законным наследником французского престола был сын все того же Людовика Орлеанского Карл, но он томился в английском плену. А законным он был по одной простой причине: считалось, что если в прямой линии королевского рода нет легитимных наследников, то власть переходит к представителям боковой линии, то есть к брату короля и его потомкам. Людовик Орлеанский был младшим братом короля Карла VI, а Карл Орлеанский – сыном Людовика, причем самым что ни на есть законнорожденным, от самой что ни на есть законной жены. Недаром после своего освобождения из английского плена Карл Орлеанский предпринял несколько попыток отнять престол у вовремя оказавшегося в нужном месте и в нужное время Карла VII.

Напрашивающийся вывод подкупает своей циничностью: Столетняя война была вовсе не аналогом войн сегодняшних, где одна страна оккупирует другую, а вторая борется за свою свободу и независимость. Это была самая обыкновенная война за наследство, в которой на одной стороне выступали французы-бургундцы (Бургиньоны) в союзе с англичанами, а на другой – французы-орлеанцы (Арманьяки) в союзе с ненавидевшими англичан шотландцами.

Шотландцы, кстати сказать, составляли чуть ли не главную силу войска Жанны Девы, и даже в Орлеан она вступила под звуки кельтского марша шотландского короля Роберта Брюса (Robert Bruce), сочиненного за 100 с лишним лет до этого в честь победы шотландцев над англичанами, после которой Шотландия восстановила свою независимость.