Альтернативная личность

А за окном неон полыхает. И в блинную: туда-сюда, туда-сюда. Есть хотят. А Соня ест мало – фигура у нее. А Жорик, тот вообще не ест. Говорит, ни к чему это. Поэтому, такой худой. Только кофе свой пьет. Бодрится. А она ему бутерброды – р-раз – в пакетик. Чтоб кушал. Ест, наверное. Не выбрасывает же. Все равно, худой. Двигается мало: все в машине да в машине. Мог бы и поправиться. Ничего, нарастет. И ленивый. Замрет и читает. Чужую мудрость копит. Откроет рот – аж смешно слушать. Как будто лектор на пенсии. Как будто тысяча ему лет и один год. Оттого такой сутулый. Даром, что косичка. Со спины скажешь, старик идет. Всю скорбь человечества на себе тащит. Не злой. Шутит только много. Смелый. Так и познакомились – когда он смелость свою проявил. Можно сказать, второе рождение дал.

Тонула она. Так испугалась, что даже кричать не могла. Дно ногами касалась. А потом боком и спиной легла. Вынес, на берег положил. «Что же вы, – говорит, – так неосторожно?» А чего неосторожно-то? Виновата она, что вода ледяная? Лето, а она ледяная. А народ вокруг ходит и посматривает так, с сожалением. Чего уставились? Спасать нужно. И повез ее на своей «копейке». Теперь ходит вот. А предложение не делает. Да ей и не нужно вовсе. Так, на ум пришло. Она даже у него дома не была. И на выставки не ходили. Одна ходит. А рисовать она любит. А он не любит и не умеет. Как он в своем университете все эти таблицы рисует? Ведь требуют. И ее не просит. Выкручивается.

Скоро уже, скоро Сергей Арнольдович приедет. И всю мощь строгости покажет. И он хороший. Дотошный больно. Любит, чтоб на столе порядок был. И в прихожке. И в голове, как в прихожке. А за окном опять темно. И люди в блинную: туда-сюда, шмыг-шмыг. Снег, дворник тележку протащил. Дребезжит. Жуля проснулась. И лает на Соню. Как будто никогда не видела. Испугалась? Не бойся. «Иди, иди на руки». А Жуля дрожит и не узнает Соню. Не бойся. «Нет здесь никого. И меня нет. Понравилась шутка? Кефир будешь?»

* * *

– Молодой человек! – Поманил милиционер пальцем. – Что так поздно?

– Маму ищу, – ответил Матвей. – Не видели?

– Адрес имеется? – спросил милиционер.

– Адгес? Нет. – Матвей снял рюкзак, вынул фотопортрет. – А мама вот.

– Мама?

– Мама.

– На актрису похожа… «Безымянная звезда». – И затараторил в рацию на своем, милицейском.

«Сейчас маму привезут», – догадался Матвей и закрыл глаза. Наконец-то.

– А портрет-то зачем снял? – спросил милиционер. – И не сказал, куда пошел. Для этого сухари выманивал?

Матвей почувствовал пар.

– На-ка, – потребовал милиционер, – температуру померь.

Под мышку скользнуло что-то холодное и скользкое.

– Горло болит?

– Не-а, – помотал головой Матвей и открыл глаза.

– Тридцать девять и пять, – сообщила тетя-броненосец. – Ангину заработал.

И опять понеслось: броненосец стреляет, упреки сыплются, Матвей лежит и не шевелится. Кашель откуда-то взялся. «Мама приехала?» – хотел спросить, а получилось:

– А-а и-е а-а?

– Лежи! Вон мама, – тетя показала на портрет. – Висит твоя мама.

Перекрестилась зачем-то. Значит, он маму не нашел. А ведь был почти у цели: нужного человека встретил. Рассказал ему. Показал портрет. Тот слушал. Что-то говорил. И отправил обратно? Что-то не вяжется. Человек пообещал, а сам не выполнил. Взрослый, большой, худой только. Взрослые не лгут – это Матвей знал точно. Случилось исключение. Что же делать? Опять сухари? Ведь больше не даст тетя. Стеклянная игрушка. Тот человек… Человеку Матвей елочную игрушку подарил! В качестве оплаты. Выходит, все зазря?! Вояж, потеря стеклянной игрушки, ангина. Присел еще с человеком. На холодной лестнице. Вот и ангина. Как друзья посидели. За жизнь поговорили. А он обманул. Сухарем человека угостил. Мог бы и санки отдать, но ведь человек большой – не нужны ему санки. Иди, говорит, к милиционеру. И по шапке погладил. Хитрый человек оказался. А Матвей поверил, пошел. Сейчас бы уже нашел. Сам бы нашел. Нельзя так с людьми. Ведь палка о двух концах – это в книжках написано. Как ты, так к тебе. Зубную щетку ему показал и кусок мыла, и тапочки даже. Бывают же такие. Нечестные. Теперь лежи, дрожи. Мысли нехорошие в голову принимай. Противные мысли. Ему б такие мысли, человеку этому. Маленькое время, большущий такой обман.

Матвей солдатикам пожалуется. Найдут они человека и укорят его. Матвей великодушный, он наказывать не будет. Только в глаза посмотрит: что в них? Стыдно человеку будет.

– Чего? – спросила тетя. – Бормочешь…

– И-е-о, – больным горлом ответил Матвей. – И-е-о.

– Скоро врач придет, – предупредила тетя.

Врач? Пусть бы и врач. Матвею теперь все равно. Он почти разочарован в людях. Если никто не придет – еще лучше. Ему не нужен никто.

– Мурзика дать? Спросила тетя.

Кошечку? Нашла тебя тетя? Хвост пришила. Какая ты симпатичная. Только шерстка от снега слиплась. Конечно же, дать. Дать! – протянул руку. Только не Мурзик это. Лежи, закрой глазки. Вот тебе снег, вот тебе холмик. Заройся. Тепло? Уймись, уймись. Солдаты полетели. Котятки твои.

– Спишь? – зашуршала зайцами тетя броненосец из комнаты. – Спи, спи. Врач скоро будет…