Алу: так плачет ветер

— Хм, — он посмотрел вдаль, выглядя при этом смущенно. — Мне всегда нравилось писать стихи… Но у меня редко было на это время. Может, в будущем я смогу заняться поэзией, — Лиркс осторожно на меня взглянул, словно ожидая, что я посмеюсь над ним.

— Это великолепно, — в мой голос прокралось искреннее восхищение. — Ты почитаешь мне свои стихи?

— Госпожа Алу, мы ещё недостаточно близки для этого, — наигранно возмутился Лиркс, прикрывая свою грудь ладонями, на его пальцах блеснули серебристые кольца.

— В любое время, как тебе будет удобно, — мягко улыбнулась я.

— Спасибо, — на губах его заиграла легкая улыбка.

Мы некоторое время шли в тишине, но как только тропа зашла в лес, Лиркс нарушил уютное молчание.

— Сегодня в какой-то момент я ощутил, как на тебя нахлынула тоска и разочарование. Поделишься почему? — от него ничего не могло укрыться.

— Просто задумалась о жизни, — отмахнулась я, не желая вдаваться в подробности. Может быть на завтрашней тренировке, но никак не в присутствии Клары и Руджета, пусть они вряд ли обращали внимание на наш разговор.

— А ещё весь день ты буквально сгораешь от вины, — всё не желал останавливаться он.

— Нет, Лиркс, не сегодня, — покачала головой я, сжав в кармане плаща бутылку с настоем.

— Как скажешь, — пожав плечами, Лиркс отступил. И с моих губ сорвался облегчённый выдох.

Оказавшись в комнате, я повесила сушиться мокрый от снега плащ и решила подняться в башню к магистру Канему, чтобы отдать настой. Клара и Руджет задержались внизу, желая провести больше времени вместе.

Идея подарка с каждой минутой казалась мне всё абсурднее, но поскольку я уже всё решила, отступать было поздно. Вздохнув и бросив короткий взгляд в зеркало на разрумянившееся после холодного воздуха лицо, я вышла из комнаты.

В башне похолодало. Всю дорогу по лестнице мне под рубашку и жилет пробирался стылый воздух, следовало всё-таки идти в плаще. Меня встретила дверь, ведущая в коридор, и я коротко постучала. И, не получив ответа, я тихо отворила её и заглянула внутрь. Дверь в лабораторию оказалась закрыта, а вот ведущая в личные покои — чуть приоткрыта.

— Вы крадетесь, словно ночной вор, — раздался скрипучий голос совсем рядом, и я едва не выронила бутыль с настоем, но вовремя разглядела магистра Канема, вышедшего из средней двери. — Ещё не всё сказали, госпожа Лунар? — криво и устало усмехнулся он, явно с трудом держась на ногах.

— Определённо, — кивнула я, собираясь с духом и впиваясь пальцами в бутылку.

— Тогда я вас внимательно слушаю, — опершись на дверь и сложив руки на груди, произнес магистр. Из одежды на нём была мятая белая рубаха и черные штаны, волосы по-прежнему небрежно падали на лицо и плечи, а щёки казались впавшими ещё больше из-за густой щетины, отбрасывающей тень.

— Я прошу прощения за свои неуместные вопросы. Я придерживаюсь прежнего мнения относительно вашего отношения к даксарре, но это не оправдание моему непозволительному поведению. В знак моих извинений примите этот настой. Мне сказали, что он способствует укреплению организма и производят его соседи моего знакомого урси, — я подошла ближе и протянула бутыль, не отводя взгляда. Видимо, из-за плохого самочувствия маска упала с лица магистра, и на нём отразилась смесь удивления и недоверия.

— Это не яд, — добавила я и тут же почувствовала себя неловко. Разумеется, даже если бы это был он, кто бы признался? Но на бутылке была пломба, может это даст ему немного уверенности в том, что в мои планы не входило его отравить.

— Очень… — магистр нахмурился и кашлянул, благо на этот раз без капель крови. — Практично. Извинения приняты, — он забрал у меня настой, выглядя по-прежнему очень удивлённым. Потом прочистил горло. — Я также прошу прощения. С моей стороны было недопустимо вас хватать и говорить с вами подобным тоном.

Что ж, ему тоже удалось меня удивить. Поднимаясь сюда, я меньше всего ожидала ответных извинений. Но они прозвучали. Глаза его при этом оставались серьёзными, ни одного намека на ложь.

— Могу я вас попросить всё же не делать в сторону даксарры Клариссы таких резких выпадов? — слова сорвались с моих губ прежде, чем мне удалось их обдумать. Брови магистра приподнялись от такой наглости. Но отступать было поздно.

— Можете, — усмехнулся он, наваливаясь на дверь сильнее. В его тон проникло нечто дразнящее.

— Она… отличается от остальных волвов, — пояснила я. — Не будь меня в тот вечер на постоялом дворе, вас бы пошла предупредить она, — и это была правда.

Магистр прищурился, внимательно меня рассматривая. Мне до сих пор везло, что он не выгнал меня.

— Это всё? — он приподнял брови, когда молчание затянулось.

— Да, спасибо. Выздоравливайте, — мои ноги уже оказались у двери, я выскользнула, не оглянувшись.

Вина отпустила сердце. Это было неловко, но правильно. И я надеялась, что магистр прислушается к моим словам. Несмотря на внешнюю резкость, теперь он не казался мне таким упрямым и непримиримым, как изначально.