Alucinari (ЛП)

Так что Питер продолжает шагать по бесконечно тянущейся дороге. Скоро он должен проснуться, и он рад, что осознаёт, что весь бред вокруг – не более, чем плод его воображения.

Чем дольше он идёт, тем грязнее становится дорога. Он чувствует, как на его босых ступнях остаётся сажа. Разбитая бутылка застаёт его врасплох; он едва не наступает прямо на один из острых краёв, но всё равно ставит ногу на несколько меньших по размеру осколков. Он шипит, чувствуя, как один или два впиваются в стопу. Питер продолжает стоять на этой ноге, здоровая же остаётся висеть в воздухе, пока он ищет, куда бы ступить, хотя вариантов не так много.

Здания пропали, он вдруг осознаёт. Нет ни травы, ни деревьев. Лишь усыпанная мусором дорога и он, стоящий посреди неё в пижамных штанах и растянутой майке.

– Лучше бы мне проснуться прямо сейчас, – бормочет он себе под нос, находя, наконец, куда поставить ногу, и приподнимая пораненную, чтобы достать осколки.

Питер оборачивается и видит, что на пути, откуда он только что пришёл, никаких осколков нет, но там, кажется, собрались все пауки. Он поворачивается, собираясь идти в этом направлении, и хмурится, когда замечает стелящийся по земле туман. Всё его внимание сосредотачивается на дороге, чтобы ещё на что-нибудь не наступить. Даже если это сон, он всё равно чувствует боль.

Мысль приходит ему в голову, пока он возвращается в относительную безопасность: Вспомню ли я хоть что-нибудь, когда проснусь?

И ещё одна: Когда я проспал тридцать шесть часов, снилось ли мне что-нибудь, а я просто забыл об этом?

И ещё одна: Буду ли я думать, что могу спокойно спать, потому что, проснувшись, не вспомню, каково мне было во сне?

Что-то однозначно не так, но в его чутьё молчит, и, значит, это не может быть реальностью. Мысль даёт ему прилив уверенности, так что он продолжает двигаться вперёд, ведомый чем-то внутри, подсказывающим, что нужно идти дальше, хотя, по сути, ему этого не нужно.

Питер подходит к паукам. Он бесстрастно смотрит на чёрную шевелящуюся массу бесконечных лапок. Мерзко, да, но…

Взгляд цепляется за что-то белое. Он наклоняется, чтобы рассмотреть поближе, и пауки расходятся в стороны.

Череп. О, ну ладно. Он уже проходил через это. Он фыркает, выпрямляясь. Если это худшее, что может выкинуть его разум…

Но вот одежда на скелете кажется Питеру странной. Знакомой, осознаёт он мгновением позже. Особенно две дыры на месте сердца и кровавые пятна вокруг. Он наклоняется, приподнимает ворот куртки, и всё оказывается ещё хуже, когда он видит очень, очень определённую рубашку, которую, он точно знает, что где-то видел.

Череп начинает обрастать плотью, медленно и неровно, и Питер вскрикивает, узнавая своего дядю. Только теперь он стоит над ним не с ужасом, беспокойством и ненавистью к себе, бессвязно бормоча слова утешения, пока дядя буквально умирает у него на руках, но с нездоровым любопытством вроде, ох, ну надо же, разве не захватывающее зрелище.

Он отползает назад, прочь от разлагающегося тела. Оборачивается и видит, что туман застлал всё вокруг, полностью скрывая за собой окружающее пространство. Теперь, когда онлайн находятся только пять из его чувств, он не решается погрузиться в него.

– Это не реально, – шепчет Питер, выравнивая дыхание. Он во сне, не то чтобы ему нужно было дышать, правда? Но всё равно он успокаивает себя, зажмуривается и трясёт головой, отгоняя наваждение. Когда он открывает глаза, тело всё ещё перед ним. – Это не реально.

– Может и нет, – отвечает ему голос Бэка, – но твои чувства реальны, ведь так?

Питер вскакивает на ноги, оглядываясь по сторонам в поисках источника. Он сам и его мёртвый дядя теперь окружены зелёным туманом и клубами дыма, любые другие пути полностью скрыты от него. Питер напряжённо бросает взгляд на мертвеца, и, игнорируя голос, который, кажется, исходит от самого Господа – вездесущий, звучащий отовсюду – вновь напоминает себе:

– Это не реально.

Но теперь он чувствует, как колотится его сердце, и, он готов поклясться, слышит такой же стук из разлагающейся груди дяди Бэна.

– О, всё в порядке, – небрежно отмахивается Бэк. – Он уже мёртв. Тут ничего не изменить, я прав? Не то что с живыми. Их будущее может толковаться по-разному.

У Питера перехватывает дыхание, когда он снова поворачивается в сторону мертвеца и видит, что он изменился. Одежда другая, воздушная и летняя, никакой крови, но она вся измазана в грязи. Одна из его масок удобно натянута на голову, на шее висит петля, сделанная из его паутины, голова неестественно повёрнута. Из-под маски торчат концы длинных тёмных волос.

– Что это за хрень? – спрашивает он, поворачиваясь туда, откуда, как ему кажется, доносится голос Бэка. – У тебя никогда не было проблем с моей тётей. Зачем впутывать её в это?

Не разговаривай с ним, как будто он действительно здесь, мысленно пинает себя Питер. Его нет. Ты знаешь, что его здесь нет. Только ты, и ты психуешь, что подверг опасности семью и друзей, и ты поделишься этим с психологом. Прекрати разговаривать и проснись наконец.