– Вряд ли я бы хотел там жить, – ответил Ульвен. – Впрочем, если бы не известные всем события, то дворец, вероятно, никогда не стал бы моим. Ты же помнишь, дорогая племянница, что наш дальний предок, Ульвен Киофар, был всего лишь младшим из принцев.
– А сколько их было всего? – спросил Карл.
– Трое, друг мой. Двое старших, согласно лиеннским историческим хроникам, погибли во время восстания. Возможно, их кости до сих пор лежат где-то в этих руинах.
– Вы знаете, как их звали?
– Конечно. Так же, как и меня. Имена в императорской семье чрезвычайно однообразны. Чтобы принцев не путали, к имени добавляли еще одно слово, вроде прозвища. Только оно было официальным и тоже связывалось с традициями династической ономастики. Старший принц – Ульвен Фарион Уликенсс, средний – Ульвен Айофар Уликеннс, младший – Ульвен Киофар Уликенсс. Младший, напомню, выжил лишь потому, что его отрядили как представителя императорской семьи на «Соллу».
– И какова могла быть судьба того принца, если бы Ассоан не начал сжигать атмосферу Уйлоа, а империя продолжала бы развиваться безо всяких общественных потрясений? – полюбопытствовал Карл. – Простите, дорогой Ульвен, если мой вопрос слишком глуп, я не очень вдавался в подробности вашей истории.
– Младшие сыновья императора могли всю жизнь существовать лишь за счет своего высокого титула. Им назначалось значительное содержание, они имели право иметь свой маленький двор, их дети тоже считались принцами и принцессами. И, разумеется, все они проходили посвящение в иерофанты. По сути, это было единственным их сколько-нибудь полезным занятием, поскольку церемонии у очага, вроде здешних, устраивались во всей империи, и считалось особо почетным, если они проводились особами императорской крови. Однако младшим принцам не возбранялось и заниматься какими-то уважаемыми профессиями, которых, правда, для них предусматривалось очень немного. Прежде всего, они могли быть военными, хотя нередко получали чины и звания лишь номинально. В империи высоко ценились науки, и особы императорской крови занимались математикой, изобретательством, гидрологией или ботаникой. Принц Ульвен Киофар, наш предок, увлекался космической техникой, из-за чего, собственно, и оказался на «Солле». Возможно, если бы он не умер от лучевой болезни после стоянки на Тагме, он сыграл бы важную роль в освоении Тиатары. А так он оставил в наследство лишь генетический материал. Всё прочее – ритуалы, обычаи, династические имена, – примерно такая же вторичная копия, как и то, что сотворено на Лиенне. Разве что здесь – без такого размаха, как там. Можно сказать, по-домашнему.
– Вы по-прежнему не ощущаете себя императором, господин Киофар? – спросил вдруг Эллаф, до этого все время молчавший.
Я опять ждала, что он проронит то давнее «Я же не сумасшедший»…
– Теперь уже трудно сказать, – признался Ульвен. – Раньше не ощущал. И упорно сопротивлялся, когда мне пытались навязать то, чем я не являюсь ни по складу ума и характера, ни по сути вещей. Уйлоанской империи больше нет, мы играем в нее, – кто-то лишь иногда, во время торжественных ритуалов, а что-то всерьез, как диаспора на Лиенне. Мне неведомо, почему империя постоянно прорастает на почве, вроде бы совершенно для нее не предназначенной. Тиатара, как все мы знаем, привержена принципу коллегиальности. Тем не менее, наши собратья не желают расстаться с традициями и настаивают на том, чтобы они сохранялись хотя бы в доме семьи Киофар. Это наша общая память о прародине всех уйлоанцев. И, коль скоро идея империи постоянно всплывает, видимо, она многим нужна. А стало быть, нужен и император, хотя бы как иерофант. Хранитель святынь. К этим своим обязанностям, как вы видели, я отношусь ответственно.
– Как и к ректорству, – добавила я.
– Ректором я тоже стал не по собственной воле, – напомнил он.
– Но и не возражали, когда вас выбрали.
– Почему я должен был возражать? Стать первым ректором – честь для любого ученого. Но дело не только в чести. Это очень большая работа. Отказаться взять ее на себя означало бы переложить всю ответственность на кого-то другого. А создание Межгалактического университета виделось мне куда более важным и полезным занятием, чем погружение в миф о бывшей империи и игра в императора-иерофанта.
– На латыни «ректор» и «император» – понятия сходные.
– Моя Юлия, вы решили меня просветить? – изумился он почти искренне. – Ну, тогда уж давайте вспомним этимологию.
– Извините, учитель, сглупила.
– А я не знала, – призналась Иссоа. – На уйлоанском эти слова звучат совершенно по-разному.
– Они и в латыни разные, и даже не однокоренные. Сходство лишь смысловое, – пояснил Ульвен. – Ректор значит «правитель», император – «отдающий приказы», «устроитель дел». Если коротко, «повелитель», однако здесь мы оказываемся в семантической сфере уйлоанского языка, где понятие, аналогичное императору, связано прежде всего с «величием» («уллиао»), «волей» («никкен»), «судьбой» («аккэй»), и лишь в силу этого – с управлением всеми и всем.