Алуим (СИ)

Татьяна отрицательно качает головой.

- В день похорон отца у меня было очень странное чувство. Вернее, предчувствие. Я очень боялась приближения вечера. Обычно люди хотят, чтобы такие дни поскорее закончились. Я же хотела, чтобы время шло как можно медленнее. И совсем не было желания идти домой. Просидела на лавочке у могилы до полной темноты, и то ушла лишь потому, что мама уже в пятый раз мне позвонила... Захожу в свою комнату, раздеваюсь, ложусь... а уснуть не могу. Чувствую, что в комнате есть кто-то ещё. И я же ни капли алкоголя не выпила, хотя родственники, естественно, чуть ли ни заставляли. Лежу, скрестив ноги, боюсь встать. Мимо меня будто кто-то ходит, от окна до двери. И это не минутное ощущение. Я даже дышать боялась. А потом кто-то сел в кресло напротив кровати, я хорошо знаю этот звук... - Татьяна глубоко выдыхает. - Не помню, когда уснула, было уже светло. Весь день хотела рассказать маме, но не решалась. Не хотела казаться дурой. Думала, мама скажет, это из-за переживаний, из-за стресса. Но после ужина мама начала первой. Сказала, что третий день слышит шорохи, скрип на диване, где отец обычно смотрел телевизор. Словно бы на нём кто-то ворочается. Замечает, что кот постоянно ловит кого-то взглядом в пустой комнате. Прислушивается и бежит в кухню так же, как когда отец доставал для него из холодильника шелестящую пачку вискаса. В первую ночь после того, как отца уже увезли в морг, мама не сомкнула глаз из-за ощущения постороннего присутствия в их спальне. Говорит, жути натерпелась. Все молитвы перечитала... Но на этом всё не закончилось. Отец умер 16 октября, так вот в течение полугода, особенно, 16 числа каждого месяца, происходили странности. То стук шагов на чердаке, то среди ночи со столов что-то падало, а 16 апреля посреди ночи с грохотом со стены упала картина, которая отцу не нравилась, но маме её подарила сестра, и поэтому она отказывалась её снимать... В общем, после того случая мы решили уехать подальше оттуда. Учитывая мамино образование и стаж работы в химической промышленности, на резюме откликнулось сразу несколько больших предприятий. Мама выбрала Кременчугский нефтеперерабатывающий завод. Поэтому мы здесь.

- Почему ты молчала?

- Прости. Люди даже вспоминать о таком боятся, не то, чтобы рассказывать. И я тоже боялась. - Татьяна кладёт руку мне на плечо. - Пойдём со мной.

- Куда? - спрашиваю я, пытаясь переварить новую информацию. - Татьяна, со мной сейчас опасно находиться.

- Именно поэтому бери другую футболку и пошли. Я не знаю, что с тобой происходит, но я знаю того, кто в силах тебе хоть немного помочь.

- Я не пойду. Мне стыдно. Стыдно всё это рассказывать кому-то ещё, понимаешь? Даже врачам.

- Мы не к врачу. Доверься мне.

Невысокий деревянный забор с большими прорехами между досками, с поблёкшей коричневой краской, местами сильно облезшей. Калитка, наоборот, сбита плотно. Верхушки досок заострены, в каждую вторую из них вбита плоская проржавевшая фигурка вороны. Двор сильно зарос бурьяном, толстая ботва с широкими листьями лишь немногим ниже забора. Позади неё, в тени четырёх высоких деревьев, стоит маленький одноэтажный дом. Очень старый, мрачный; из крупных глиняно-соломенных кирпичей, потрескавшихся от времени. Крыша - связки сухого камыша, накрытые полиэтиленом и кусками шифера, придавленного кирпичами, но уже силикатными, белыми. Труба дымохода чёрная, длинная, возвышается метра на полтора. Дом стоит боком к дороге. Стена, что смотрит на нас, имеет одно небольшое окно, занавешенное тёмной одноцветной шторой. Вход находится справа. Напротив него, за металлической оградой - белое здание ГРП (газораспределительный пункт), из которого в землю уходят несколько красных и жёлтых труб разного диаметра. По левую сторону, за зелёным забором, располагается большой заброшенный дом из оцилиндрованного брёвна. Его ставни закрыты и забиты досками. Заколочены и двухстворчатые входные двери.

Мы шли сюда минут тридцать. Как же паршиво бродить с похмелья в такую жару! Кажется, с каждой минутой температура повышается минимум на один градус. А ведь ещё нет и полудня. Дойдя до поля, что рядом с сельской школой (часть маршрута моих субботних пробежек), мы свернули влево, на узкую витиеватую тропинку, ведущую в малознакомую мне часть села. На открытом пространстве солнце откровенно бесновалось. Я до сих пор истекаю потом, отчего рану в подмышке ощутимо щиплет.

Убрав беспорядок, созданный мною во дворе, я натянул на себя другую футболку, закрыл дом, курятник и отправился вместе с Татьяной. Я больше не задавал никаких вопросов, потому что был уверен: этот поход не принесёт никакой пользы. В самом деле, ну кто мне может помочь? Разве что анестезиолог всадит в зад пару кубиков промидола, чтобы я на три часа превратился в овощ, не способный волноваться в принципе. Я не остался дома лишь потому, что мне было нужно чьё-то общество, мне рядом нужен был человек, знающий мою тайну и сохраняющий мою связь с реальностью.