Алукард и Первый Метаморф

Тело отвечает за телесную составляющую — сила, ловкость, выносливость, здоровье и тому подобное. Разные люди с равным параметром Тело могут выглядеть совершенно по-разному. Один будет качком, другой маленьким, но быстрым и ловким, а третьего не будут брать никакие яды и болезни… Ещё в описании мелькал такой термин, как Прана (энергия жизни), но что это, как измеряется и из чего состоит, я при поверхностном изучении не понял.

Разум. Отвечает за мыслительную деятельность, а так же за скорость и объем выработки ментальной энергии. Чем больше показатель этой характеристики, тем легче развиваться, тем ты умнее, и быстрее реагируешь на стимулы (хотя последнее зависит ещё от тела). Усиление не линейно… Да и высокий показатель Разума не сделает тебя гениальнее, но ты будешь быстрее думать, будешь выносливее ментально, улучшишь память, а так же тебе легче будет даваться магия (но это не точно).

Магия. Параметр, отображающий возможность взаимодействия человека с энергией Мира Грез (маной). Пропускная способность, Резерв, Контроль и прочее…

После пятого повтора «Левого марша», когда слова были уже выучены, и в процессе многократного исполнения сформировался какой-никакой мотив, расчувствовавшийся матрос вдруг потянул книгу к себе:

— Дай! — сказал он и любовно погладил страницу ладонью. В следующую секунду послышался треск рвущейся бумаги. Матрос выдрал из книги лист с полюбившимся текстом, сложил его и хотел сунуть за пазуху. Виктория коршуном кинулась на вандала и вырвала из его рук трофей:

— Не сметь!!! — крикнула она так звонко, что все вздрогнули и мгновенно затихли, — Не сметь портить народное имущество!!!

— Ах, ты ж контра! Зажилить хочешь?! — матрос грозно навис над хрупкой девушкой, но в этот момент в читалку вбежал задышавшийся Килька.

— Вот они, эти подозрительные граждане! — крикнул он следовавшему за ним милиционеру. В зал вошёл блюститель порядка в белой гимнастёрке и остроконечном шлеме со звездой. Представшая перед его взором картина озадачивала. Откашлявшись, он заложил руки за спину и стал раскачиваться с каблука на носок. Скрип его начищенных хромовых сапог был хорошо слышен каждому. Впрочем, казалось, скрипели не только сапоги — с трудом вращавшиеся шестерёнки мыслей тоже изрядно поскрипывали.

Немая сцена затягивалась. Матрос сунул руки в карманы и грозно смотрел на Кильку. Лицо Кильки отражало обиду и разочарование — пропустил всё самое интересное. Сёма застыл с поднятыми над барабаном руками и боялся дышать. Шпана съёжилась, положила ручки на коленочки и старалась быть похожей на завсегдатаев библиотеки. Во взглядах читателей, обращённых к милиционеру, читалась мольба. Виктория стояла прямая, гордая и прекрасная. Швондер-Шариков, не успевший слезть со стола, понимал двусмысленность своего положения и лихорадочно искал выход — глазки его бегали, а губы были поджаты.

— Граждане! Что тут происходит? — вопросил милиционер. И тут я понял, что настал мой звёздный час! Громко захлопнув книгу, я встал, шумно отодвинув стул:

— А происходит, товарищ, форменная диверсия! — Я сложил руки на груди — для внушительности — и размеренным, неторопливым шагом (всегда помни, что в этом мире ты подросток, когда надо — нагоняй солидности по максимуму) двинулся в сторону милиционера, не сводя при этом взгляда с притихших бузотёров. — В то время как пролетарии жаждут, так сказать, приобщения к сокровищам, так сказать, культуры, какие-то саботажники, буржуйские пособники, вставляют им палки в колёса!

Услышав мои слова и узнав в них свои собственные, Швондер-Шариков вытаращил глаза и разинул рот. Матрос нахмурился, Килька хихикнул, Сёма уронил палочки на барабан. Я встал плечом к плечу с милиционером и продолжал со значительностью:

— В то время как сознательный пролетариат, следуя заветам товарища Луначарского, стремится искоренить в себе безграмотность и невежество, некоторые как бы товарищи, прикрываясь его тезисами, возможно, сознательно мешают ему повышать культурный уровень! Не вникая в серьёзность политического момента, как захватчики, врываются в государственное учреждение, организованное, между прочим, согласно Декрету Наркомпроса, оскорбляют служащую библиотеки, кстати, комсомолку, отвлекают от занятий трудящихся, портят казённое имущество! — я указал на вырванный из книги лист в руках Виктории. Милиционер нахмурился и тоже скрестил руки на груди. Лицо Швондера-Шарикова стало серым. Он ужом соскользнул со стола, подлетел ко мне и, притянув за рукав, засипел в ухо (впрочем, милиционер его всё равно прекрасно слышал):

— Ты что творишь, детка?! Топишь?! Ты откуда взялся, вообще? Чего разорался? Не на митинге, можно же и потише!