Альвиана: по зову сердца и луны

— И что же такая гордячка, как ты, забыла здесь? Травку, пробуждающую желание? Или для сугубо женских дел? Духи-то у тебя непростые! — он демонстративно повел носом. — Откуда у селянки из нищего клана такие вещички?

Тип втаптывал меня в грязь и откровенно пытался унизить. И я, вместо того, чтобы уносить ноги, совершила глупость.

— Это занимает ваш светлый ум? А сами-то пришли сюда за чем?! Так просто не складывается?! — огрызнулась запальчиво.

Глаза темноволосого зло недобро сузились, губы поджались.

— И как угадала? — недобро усмехнулся он. Повернулся к хозяйке лавки, положил на прилавок крупную золотую монету и бросил: — Беза, повтори заказ.

Молчавшая прежде лавочница, до сих пор с интересом наблюдавшая за нашей перепалкой, угодливо кивнула и бросилась в чуланчик. И пока ее не было, он небрежно сунул руку в карман, а затем, сделав шаг ко мне, внезапно дунул мне в лицо какой-то гадостью.

— Знай свое место, чернь! — гад ловко отпрыгнул от меня подальше, а потом, прикрыв лицо платком, ядовито поцедил: — Ну, ты же этого хотела?! Так давай!

Я испугалась, что от травяной, мелко перемолотый пыли, сейчас будет больно. То, как он мстительно смотрел, прикрывал лицо, наталкивало именно на такое предположение, однако прошел миг, еще, но как ни прислушивалась к ощущениям, ничего подозрительного не заметила. Если не считать, что я вся покрыта зеленым порошком, и платье испорчено.

От унижения, адреналина в крови, меня затрясло. Следовало что-то сделать, защитить себя, но что?

Растягивая время, я моргала, смахивала с лица, волос и одежды гадкую зеленоватую пыль, и

отчаянно думала, как же быть? Если не дам отпора, стану игрушкой для биться. И тогда, как загнанная в угол мышь, я решилась на самый отчаянный и глупый поступок в жизни. Подняла на него глаза и отчеканила:

— У тебя, наглый, самовлюбленный придурок, слишком завышенное самомнение! Нужен ты мне, как коту пятая лапа!

С каждым словом лицо элитника вытягивалось, меняясь от злобного к удивленному, и тут же покрывалась багровыми пятнами ярости. Когда я все сказала — в лавке зазвенела тишина, ставшие золотыми глаза элитника сверкнули, и он двинулся на меня…

Наверно, чтобы умереть быстро и гордо, я в довершении сдула с ладони, которой отряхивала волосы и платье, остатки пыли прямо ему в лицо. Ее было мало, но породистому оборотню с тончайшим нюхом и этого оказалось достаточно. Он скривился, остановился и, набрав воздуха в грудь, громко чихнул. Затем еще и еще…

— И… И…ДИО… чхи! Тка! Идиотка! — расчихался гад. А я, не дожидаясь, когда он оклемается, юркнула к двери, выскочила на улицу и побежала, куда глаза глядят.

На меня оборачивались все встречные, тыкали пальцами и хохотали. Видимо, я вся в зеленой гадости, но плевать! Главное ноги унести, иначе нагонит — разорвет на кусочки.

Каким-то чудом выбежала на знакомую улицу, взвизгнула от радости и помчалась к общежитию.

Вприпрыжку вбежав в ворота, домчалась до лестницы и в три прыжка была у двери. И откуда только силы взялись? У девочек, попадавшихся по пути, реакция была схожей со встречными на улице. Они замирали на месте и начинали принюхиваться.

Едва я дрожащими руками кое-как достала ключ из кармана, вставила его в замочную скважину, рядом возникла мадам Пуи:

— Кто посмел?! — громоподобно взревела она, ткнув узловатым пальцем в плечо, где осела взвесь. Но не ор, а именно страх, читавшийся в ее глазах, напугал меня больше всего.

Как только ключ в замке провернулся, дверца приоткрылась — она грудью втолкнула меня в комнату.

— Живо раздевайся! — рявкнула и принялась стягивать с меня платье.

Почти мгновенно я осталась в нижнем белье, а комендант начала смахивать с моих волос и лица своим фартуком пыль.

— Кто это сделал? Что за паскудник?! Ну?! — она воззрилась в меня желтыми очами, и я ей как на духу призналась:

— Темноволосый элитник, — и всхлипнула.

— Какой?!

— С носом с горбинкой и родинкой на щеке, — описала, что помнила. На что мадам всплеснула руками и плюхнулась на мою кровать, под ее весом жалобно скрипнувшую.

Некоторое время она молчала и, ошарашенно разглядывала меня, а я тряслась, подозревая, что пробежала через весь академический поселок, пахнущая местной запрещенной гадостью. Уже начала плакать, как мадам громко хлопнула в ладоши:

— От ты ж шустрая девка! От хитрюга! Самого Сарнара охомутала!

— Я?! Нет! — завертела я головой. — Он меня прибить хотел! Швырнул эту гадость в лицо! А я… а я… — всхлипнула. — Что теперь будет?

— А что будет? Бегать за тобой будет?! — тожественно пояснила она.

— Чтобы шею свернуть?

Мадам посмотрела на меня, как на дуру.

— «Лаской» швыряют, не чтобы шеи сворачивать, а чтобы в постели ворочать!

— Не хочу! — топнула я ногой. — Ненавижу его!

— Ой, скажешь тоже! — улыбнулась мадам. — Я думала ты тихоня-тихоней. А ты, проныра, такого парня отхватила!

— Да не отхватывала я его! Я ему нагрубила, он разозлился и швырнул в меня этой гадостью!

— А как нагрубила?! — внезапно насторожилась комендант, но с таким подозрительным интересом, что я прикусила язык.

— А вам зачем?