Первое, на что он обратил внимание, были источники света, расположенные прямо в полу; из невидимых подсвечников в мраморе вырывались тысячи язычков пламени высотой в палец, и все они горели могильным холодом. Их свет освещал помещение, не имевшее ни малейшего сходства ни с величественным внешним видом собора, ни со зрелищем недоделанных вещей, заполнявших его интерьер.
Это место, как увидел жрец, было почти таким же широким, как сам собор над ними. Длина его, однако, оставалась загадкой. Все пространство было заполнено шкивами и поршнями, цилиндрами и коленчатыми валами, образующими под потолком сложные гудящие конструкции, спускавшиеся вниз к устройствам, некогда явно находившимся в исступленном движении. Своим расположением они образовывали витиеватые узоры, загораживая ему обзор и не позволяя оценить истинные размеры помещения.
Хотя детали по-прежнему сияли чистотой хорошо обслуживаемых машин, не отмечалось никаких признаков, что их недавно приводили в движение. Поршни были отполированы, но не смазаны, а пол под трубами и таинственными устройствами, в которые они заходили, был сухим. Не было ни единого пятнышка хотя бы от капли, просочившейся из соединения, нуждающегося в затяжке, или из трещины в одном из железных и стеклянных коллекторов размером со свернувшегося калачиком человека, являвшихся в нескольких местах частью машинерии, подобно частям древней астролябии. В совокупности они напоминали замороженные спутники, кружащие вокруг мертвого солнца.
Какой цели все это служило, для жреца Ада было так же непостижимо, как и строки иероглифов на двери. Но ему и не нужно было понимать Он просто придерживался направления переходя к более крупным частям двигателя и, как он полагал, обладающим большей значимостью. Однако следование данному принципу осложнялось одной проблемой: чем дальше он удалялся от двери — а значит, как он предполагал, тем ближе подходил к создателю всей этой бесшумной машинерии, — тем чаще механизмы становились настолько большими, что полностью перекрывали ему путь, поэтому пять раз приходилось искать новый проход, а обнаружив таковой, он часто оказывался очень далеко от намеченного маршрута. Он осознал, что попал в лабиринт и уже глубоко погрузился в клубок его переходов, при этом ни на йоту не волнуясь об обратном пути; там не было жизни, не было удовольствия, которое он снова желал бы вкусить. Вся его жизнь вела к этому лабиринту и существу, поджидающему в его сердце.
Взглянув вверх, он увидел вырезанные в мраморе сложные геометрии, обеспечивающие доступ к хитроумно проложенным трубам, смахивающим на спящих змей. И там он обнаружил капилляры стеклянных шаров, соединенных короткими трубками толщиной не больше пальца, которые сотнями ниспадали с потолка и обвивались вокруг друг друга в своем ленивом нисхождении. В их сверкающей красоте ничто не намекало на их назначение. Он находился в мире, созданном разумом, настолько превосходящим его собственный, что жрец мог лишь надеяться приподнять завесу его тайн.
Он остановился на пару мгновений, чтобы просто насладиться удовольствием, внезапно охватившем его. Его повелитель был близко. Он почувствовал это своим костным мозгом и кончиками пальцев. Он еще раз поднял голову, чтобы изучить воздуховоды спускающиеся вниз от вспомогательных двигателей. Они располагались на возвышении собора и сходились воедино — множество развальцованных труб и девственно чистых трубок, сливающихся вместе (если верить его ограниченному обзору) — не далее чем в десяти ярдах от того места, где он стоял.
Если бы он когда-нибудь овладел наиболее трудной для изучения частью магии, позволявшей своему обладателю проходить невредимым сквозь твердую материю, он бы напрямую прошел к месту схождения, где наверняка ожидал его хозяин, без сомнения наблюдая издалека и оценивая сможет ли нарушитель границ зарекомендовать себя достойным лицезреть его, добравшись до сердца лабиринта из присмиревших двигателей. И что же произойдет, когда он наконец достигнет трона своего повелителя? Может быть, шепот создателя приведет в движение эти огромные двигатели, и он будет вознагражден за свое упорство и безжалостность видом главного труда Дьявола в работе?
Он устремил взгляд на сходящиеся артерии и, ускоряя шаг, направился к пятачку, над которым они собирались. Поворот, другой, третий: лабиринт издевался над ним своими извивами даже сейчас, пока он не свернул за последний угол и не обнаружил, что его путешествие подошло к концу.
3
Гарри добрался до последней ступеньки и встал перед шедевром жреца Ада: разбитыми останками двери в бункер Люцифера. Сразу после него появилась Лана, Кэз с Дэйлом подошли последними. Всем открылась картина разрушения: что-то проломило мраморные пол и потолок всего в двадцати ярдах от того места, где они ступили на пол. Трещины расходились во все стороны, некоторые из них разбежались достаточно далеко, чтобы пройти зигзагом прямо под ступнями усталых путников.
— Какого черта здесь случилось? — спросил Гарри.
При этих словах Гарри изнутри помещения раздался сдавленный голос.