Алые небеса Сеула

«Соджу – лучшее лекарство от боли, как душевной, так и физической», – думаю я, предвкушая первый глоток, заранее чувствуя сладковато-горький привкус на языке и мягкое тепло, растекающееся в груди. Ни о чем другом и размышлять не могу. Поправка – не хочу. Мысли какие-то сегодня неправильные, не о том…

И только собираюсь приложиться к стакану, как американка бесцеремонно выхватывает его, начиная жадно пить!

«Эй, полегче! Соджу – не пиво!» – хочу крикнуть, но слова застревают в горле, когда девушка болезненно шикает.

Вероятно, алкоголь обжег янки разбитую губу.

– Дуреха, есть же соломинка, – бурчу на корейском. Не задумываясь, беру бумажную салфетку, прикладывая к ранке в уголке припухшего рта, но осознаю свои действия лишь некоторое время спустя и конкретно зависаю.

Что я сейчас натворил? Нашел-таки повод прикоснуться? Ну нет… Это же исключительно в лечебных целях и никаких скрытых мотивов! Правда ведь? Никаких?

Секунда, две, три… Ничего не происходит. Мэри смотрит на меня, а я на нее. Пальцы пронзает жар чужих губ – через обрывок тонкой бумаги. Ей-богу, наше оцепенение начинает напоминать игру «Тише едешь – дальше будешь», однако кто игрок, а кто ведущий – ничуть не ясно.

Еще и сердце… Какого черта так сильно стучит? Везде! В груди, в висках, на кончиках пальцев?! Или, падая с мотоцикла, я умудрился сломать пару ребер, поэтому теперь любые процессы организма, даже совершенно обыденные, причиняют боль?

А боль ли это?..

СТОП!

Резко отшатываюсь, обрывая зрительный, да и любой другой контакт, занимая руки распаковкой еды. Ощущение такое, будто мой явно перегревшийся мозг работал в режиме «на износ», но, наконец, кто-то сжалился, включив охлаждение системы.

Хоук что-то бормочет. Наверное, очередное спасибо. Я на нее не смотрю, стараюсь не слушать, мало ли, вдруг опять заглючит? Вожусь с палочками. Вспоминаю, что прихватил вилку, достаю столовый прибор из пакета и зачем-то оправдываюсь, мол, не то чтобы я не уверен в твоих способностях, но из-за соуса тток скользкий. И сверлю взглядом пальцы, воюющие с крышкой контейнера. Если честно, мне и есть-то уже не хочется, чувствую себя глупо.

Неужели все из-за проснувшейся некстати совести?

Вдруг слышу очередное женское: «Ауч». Теперь-то чего приключилось?!

Бросаю на девушку косой взгляд. Понимаю, что начисто забыл оказать пострадавшей медицинскую помощь, а она не догадалась, пока ждала моего возвращения.

Досадливо вздыхаю. Отставляю контейнер. Разворачиваюсь корпусом, попутно разрывая пачку антибактериальных салфеток. Без лишней суеты беру девушку за тыльную сторону ладони, осматриваю рану, стараясь заткнуть внутренний голос, неустанно талдычащий, что царапины – моих рук дело. Прикладываю пропитанный спиртовым составом лоскут к израненной коже. Девица дергается, шумно втягивая носом воздух. Знаю – больно, но иначе нельзя, придется потерпеть.

Вслух просьбу, а точнее, факт, не озвучиваю. С невозмутимым видом протираю ссадины, затем наклоняюсь к узкой ладошке и дую, чтобы хоть как-то облегчить жжение. На Мэри по-прежнему не смотрю, процедура не из приятных, лучше поскорее закончить.

Еще немного. Мазь. Пластырь. Готово.

Соджу! Где соджу?! Мне надо выпить!

Хватаю стакан со скамьи, впиваюсь в емкость губами и блаженно прикрываю веки, наслаждаясь катастрофически нужным сейчас вкусом.

Отпустит, уже совсем скоро. Должно отпустить! Вот бы открыть глаза и очутиться на Чеджудо[24], в прибрежном домике подальше от людей. Понырять с маской, собрать морских ушек, наварить целую кастрюлю и, устроившись в шезлонге, поужинать. В тишине. В спокойствии. Глядя на умиротворенное море, а вовсе не на это…

Продезинфицированная и вне опасности (пока что) Мэри приступает к трапезе, беззаботно болтая на английском, но я не вслушиваюсь, жду, когда алкоголь ослабит туго скрученные извилины. Голова болит настолько, что мозговой процессор вот-вот выдаст экран смерти. Я устал анализировать, подбирать слова, контролировать действия в отношении иностранки, хватит на сегодня. И когда мне почти удается словить дзен, а вместе с ним утихомирить беспокойные мысли о «Пак-Индастриал», родителях, ненавистном закате, ноющем колене, доставщике, чуть не сбившем девчонку… я вдруг замечаю суетливые махания руками «заблудшей».

– О боже! – вскрикивает Хоук. – Когда я заявила, что люблю острое, похоже, не сообразила, что мое острое – совсем не то же самое, что твое.

Смотрю на янки, не в силах скрыть кривой ухмылки. По просьбе протягиваю стакан с соджу – хотя алкоголь вряд ли поможет, – а затем откидываюсь на спинку скамьи, начиная уплетать ттокпокки, – уж мне-то «горящее жерло вулкана» не грозит.

Некоторое время мы проводим в молчании. Мэри по-прежнему пытается потушить пожар во рту, на сей раз при помощи корн-дога. Я доедаю соус, стараясь ни о чем не думать.