Алые нити прошлого

— Ваш бог гораздо хитрее и умнее, чем вы себе представляете, — едким тоном произнесла она. — Если бы только вы захотели узнать правду, то сильно удивились бы — как вообще можно служить тому, кто сотворил весь этот хаос…

— А что же с Вами? — Резко бросил монах, — На чьей же стороне Вы, раз не хотите признавать своей сущностью — чистое Зло? За кого тогда воюет ваша порода?

Последние слова Верпетий произнёс таким же едким тоном, подражая странному выговору Альберты. Та лишь довольно улыбнулась:

— Твоя правда, ты умеешь говорить на свободном языке…

— Что значит — свободном? — Вскинулся монах.

— Свободном от условностей твоего сана и твоей веры, — спокойно пояснила Альберта. — Я — на своей стороне. Мой род пришёл издалека, и наш бог — это Учитель, даровавший нам абсолютную свободу выбора — то, чего был сам когда-то лишён, в Великой Войне…

Верпетий молча смотрел на девушку вопросительным взглядом.

— Ты слышал о Люцифере? — неожиданно спросила «колдунья».

Епископ предупредил молодого монаха, что Альберта, вероятно, попытается обратить его в свою веру — если в том будет заключён залог её безопасности. А потому Верпетий, давно узнавший, к какой из сект принадлежит девушка и сделавший для себя все необходимые выводы — попытался изобразить искреннюю убеждённость в данном вопросе.

— Люцифер есть одно из имён Нечистого, и произнося его вслух, вы оскверняете сейчас землю, на которой стоите.

— Не строй из себя дурака, — неожиданно жёстко сказала девушка. — Мы оба понимаем, что такие как ты прекрасно знают всю «историю вопроса», связанную с именем Люцифера. И ты солжёшь мне, если скажешь, что в своей вонючей библиотеке в монастыре Святого Себастьяна не читал втайне от наставника «Легенду о Святом Граале» авторства Вольфрама фон Эшенбаха…

— Откуда Вам известно, где я проходил обучение? — изумлённо переспросил юноша.

— От Мануэля, конечно же, — с ехидной улыбкой произнесла девушка. — Он поведал мне все свои тайны перед тем, как… Ну, скажем так, начать свой новый жизненный путь. — Она подняла глаза, одновременно накручивая на указательный палец прядь волос, её вид словно говорил: «Я не виновата — всё произошло случайно».

Верпетий нацелил нож точно посередине груди узницы. Голосом твёрдым как алмаз и таким же чистым и холодным, он спросил:

— Что вы сделали с отцом Мануэлем? Где он? Отвечайте немедленно, или я вынужден буду применить силу…

Ведьма хитро подмигнула монаху и указала взглядом на камеру с кубом:

— Он там, где и надлежит быть ему подобным, — просто ответила она.

В это время из камеры донёсся сначала какой-то неприятный шорох, словно на землю высыпали целую гору грецких орехов вместе со скорлупой, а затем раздался сдавленный стон, плавно переходящий в приглушённое оханье.

Верпетий разрывался между тем, чтобы посмотреть, в чём дело и Альбертой, готовой в любую секунду уйти.

— Что это? — только и спросил он.

— Перечитай на досуге «Парцифаля» и трактат «Сияющие» Павла Карпатского — возможно, это изменит твоё мнение, — сказала ведьма и, заволновавшись, поспешила пройти мимо Верпетия, ничуть не опасаясь того.

Однако юноша не мог допустить подобного исхода. Он быстро шагнул наперерез, намереваясь преградить девушке дорогу, и в этот момент случилось неприятное: лезвие ножа случайно скользнуло по руке Альберты, чуть выше предплечья, оставив после себя глубокий, кровоточащий след.

— О, простите, я не хотел, честное слово…, - пытался оправдаться библиотекарь.

Но ведьме, казалось, это было неинтересно. Она мельком заглянула поверх плеча Верпетия — в камеру, и, убедившись, что время на исходе, начала действовать. Не обращая внимания на серьёзную рану, она широко раскинула руки, словно птица, собирающаяся вот-вот взлететь — и в одно мгновение изменила форму. Это было подобно резкому хлопку: девушка «взорвалась» брызгами чего-то серого и в то же время переливавшегося всеми цветами радуги, уже через секунду взору Верпетия предстал бледный полупрозрачный призрак Альберты, парящий над полом на высоте трёх футов. Рана на её руке мгновенно затянулась, не оставив после себя и следа, а чёрные волосы стали неестественно развеваться вокруг маленькой головы, как если бы их законсервировали в бальзамическом растворе.

В последний раз заглянув в остекленевшие от ужаса глаза Верпетия с высоты своего полёта, ведьма повторила:

— Запомни, Павел Карпатский — «Сияющие». — Голос её при этом больше напоминал журчание воды, нежели голос человека, однако Верпетий чётко различал все звуки и слова, обращённые к нему.

Произнеся наставление, призрак бесшумно поднялся вверх, и исчез, «проплыв» сквозь высокий в этой части коридора потолок.

Вне себя от страха, молодой монах вошёл в камеру позади себя. Он по-прежнему держал наготове смоченный в крови ведьмы нож, ибо теперь не знал — чего ему следовало ожидать от этого места.