Алые песнопения

— Жрец, мы нашли твои книги. Похабные тома отчаянных человеческих потуг. Это ересь. Ты — часть Ордена, — говорил Настоятель. — И ты в ответе лишь перед их законами. Почему ты хранил секреты?

— Я знаю…

— Ничего ты не знаешь! — крикнул Настоятель, стукнув посохом по холодному мрамору, и уши киновита пронзило страшным грохотом. — Киновитам надлежит действовать в рамках системы. Тебе же, очевидно, больше по нраву действовать вне её пределов. С этого мгновения ты изгнан из Ордена.

— Да будет так.

— Лично я приказал бы тебя казнить, — не унимался Настоятель. — Но окончательное решение за Неснедаемым…

— … и я не вижу наказания в казни, — сказал Неснедаемый. — Ноге твоей больше не ступать на монастырскую землю. Твоё имущество конфисковано. Ты изгнан в Ров. Что там с тобой случится — не моя забота.

— Спасибо, — ответил Жрец Ада.

Он поклонился, развернулся и направился к арочному выходу. Не проронив больше ни слова, он и его слуга вышли из купола и начали долгий спуск вниз.

4

График у Кеза был плавающим, но рядом с входной дверью в кирпичной кладке имелось тайное углубление с кнопкой экстренного звонка, о котором знала лишь группа избранных. Именно им Гарри и воспользовался. Из динамика послышался звук статических помех, а затем и слова:

— Кеза сейчас нет дома.

— Это Д’Амур. Впусти меня.

— Кто?

— Гарри. Д’Амур.

— Кто?

Гарри вздохнул.

— Гарольд.

Шестьдесят секунд спустя Гарри сидел на большом мягком диване Кеза, занимавшем целую четверть его гостиной. Повсюду лежали книги с множеством закладок. Библиотека включала в себя тома самой разнообразной тематики: судебная патологоанатомия, жизнь Германа Мелвилла, Франко-прусская война, мексиканский фольклор, убийство Пазолини[25], автопортреты Мэпплторпа[26], тюрьмы Луизианы, сербо-хорватские кукловоды и так дальше. Стопки книг напоминали вид крупного мегаполиса с высоты птичьего полёта. Гарри знал книжный этикет Кеза: разрешалось брать и листать что угодно, но книге надлежало вернуться на своё место. Разрешалось даже одолжить том-другой, но цена позднего возврата была пренеприятнейшей.

Из всех людей, которых Гарри когда-либо называл друзьями, Кеза он считал самым внушительным. Он был здоровяком шести футов и шести дюймов ростом[27], а его стройное мускулистое тело покрывали татуировки, большую часть которых ему сделали в Японии, и именно тамошний мастер научил Кеза своему искусству. Всё его тело покрывали татуировки, и нетронутыми оставались только шея, стопы и кисти рук. Эти рисунки изображали классические японские сюжеты: на спине самурай сходился в тесном бою с демоном в стегаемой дождём роще; по ногам Кеза взбирались два дракона — их языки переплетались, опутывая его член. Он был лысым и чисто выбритым, и когда в два часа ночи он выныривал из какого-то бара, — потный, без рубашки — люди спешили убраться с его пути.

Кез производил впечатление, это уж точно. Однако стоило взглянуть на его лицо, и всё принимало другой оборот. Кез находил источник восхищения во всём, чём угодно, и в результате его глаза буквально лучились добротой. Он часто смеялся, и редко когда получалось поймать его без улыбки на лице — существенным исключением из правил были часы, которые он проводил за расписыванием человеческих тел разнообразными изображениями и словами.

— Гарольд, дружище, ну и суровая у тебя мина, — так называть Гарри разрешалось только Кезу. — Что тебя беспокоит?

— Я отвечу на твой вопрос, но сперва мне нужно выпить.

В небольшой боковой каморке Кез приготовил ему свой фирменный напиток («Бенедектин»[28] со щепоткой кокаина), и Гарри рассказал ему всё, что с ним случилось — всё, до последней чёртовой капельки, иногда упоминая и о прошлых столкновениях с потустороньем.

— … а тут ещё вот эта ерунда с Нормой, — вздохнул он. — До нас обоих добрались, понимаешь? Как у них получилось одурачить нас обоих? Кез, Норму напуганной я видел от силы раза два в жизни, но такой — никогда.

Ещё никогда она не пряталась в какой-то дыре, испугавшись того, что за ней может прийти какой-то кошмар во плоти.

— Ну, дружище, если хочешь, сегодня же заберём её оттуда. Привезём её сюда. Устроим поудобней. Здесь она будет в безопасности.

— Нет. Я знаю, что за нами следят.

— Значит, держатся на расстоянии, — сказал Кез. — У меня ни один узор не дернулся.

Он повернул руки ладонями вверх — на каждой из них имелось по предостерегающей сигиле, разработанной и набитой Кезу в Балтиморе его бывшим любовником.

— И я ничего не почувствовал, — кивнул Гарри, — но это может означать, что они поумнели. Может, они создают помехи, которые глушат наши сигнальные сигилы. Хитрости им не занимать.

— И нам тоже, — сказал Кез. — Мы перевезём её в безопасное место. Поселим её где-то… — он выдержал паузу; на лице у Кеза расползлась его фирменная улыбка, — … в Бруклине.

— В Бруклине?

— Я знаю как раз того, кто нам нужен, поверь мне. Отправлюсь туда прямо сейчас. А ты езжай к Норме. Позвоню, как всё будет готово.

— У меня нет телефона, — сказал Гарри. — Он пал смертью храбрых.