Алые погоны

— Суворовец четвертого отделения пятой роты Суворовского военного училища Кошелев Илья! — щелкнув каблуками, с напускной важностью представился мальчик, но улыбка взрослой снисходительности не исчезла с его губ.

— А ну, стукнитесь еще, — попросила Надя, показывая на Илюшины ботинки и сама стараясь щелкнуть каблучками своих туфель.

Но Илюша больше не улыбался. Серьезно и пристально смотрел он на девочку.

— Товарищ майор, — тихо оказал он, — у меня такая сестренка была… Даша. Когда маму убили, умерла Даша от голода…

Веденкин провел рукой по голове мальчика, и тот доверчиво прильнул к нему.

— Побудь с Надюшей, я сейчас приду, — сказал Виктор Николаевич и вышел в соседнюю комнату.

Татьяна Михайловна раскатывала на столе тонкий лист теста.

— Я сейчас сниму китель и надену свитер, — может быть, тогда он перестанет величать меня все время майором, — шепотом сказал Веденкин.

— Славный мальчуган, — тоже шепотом ответила Татьяна Михайловна, — жалко мне его, сироту…

Когда Веденкин возвратился в свою комнату, Илюша стоял на полу на четвереньках, тоненько ржал и мотал головой, а Надя, сидя у него на спине, заливалась смехом и старалась схватить его за уши.

— Тпру! — кричала она. — Я тебе говорю, тпру!

— Надя, иди сюда, помоги мне по хозяйству, — позвала расходившуюся дочь Татьяна Михайловна, желая оставить Илюшу наедине с Виктором Николаевичем.

Девочка убежала.

Веденкин подошел к книжной полке, взял книгу в зеленовато-сером, тисненном золотом переплете и протянул ее мальчику.

— Ох, ты ж!.. О Суворове!

Илюша осторожно стал перелистывать плотные пожелтевшие страницы, долго рассматривая рисунки, прикрытые прозрачной бумагой.

— Виктор Николаевич, — спросил Илюша, увидев открытку, на которой Чапаев в развевающейся бурке мчался впереди своих конников, — а почему у хорошего командира и солдаты хорошо воюют? — И сам же ответил:

— Я думаю, потому, что храбрый командир пример показывает и умеет всеми как следует командовать, он знающий…

— Товарищи суворовцы, — Татьяна Михайловна приоткрыла дверь, — прошу мыть руки — и к столу!

Илюшу усадили рядом с Надей. Девочка забралась на свой высокий стульчик и оттуда покровительственно поглядывала на гостя.

— Илюше побольше налей, — попросила она мать, когда Татьяна Михайловна стала разливать борщ.

Илюша увлекся едой и так громко тянул из ложки горячий борщ, что Виктор Николаевич шутливо отодвинул стул.

— Ой, ты и меня проглотишь!

— И меня! — подхватила Надя.

Илюша понял намек на свой новый промах, покраснел и стал есть бесшумно. Только крупные капельки пота выступали у него на лбу от напряжения.

— Может быть, соли мало? — Татьяна Михайловна подвинула к нему солонку.

— Нет, хватит…

— Надо сказать: спасибо, — поучающе заметила Надя. — А ты знаешь, как соль делают? Не знаешь? Отгораживают море… Оно кипит, как манный суп на печке… Остается соль, чтобы рыбу солить… Только селедку не солят, — она и без того соленая!

Илюша улыбнулся, но возражать не стал. К концу обеда он совсем освоился и болтал без умолку:

— У нас отделение дружное, ребята хорошие. Максим изобретает скорострельную пушку. Правда! Только это тайна, вы никому, Виктор Николаевич, не говорите… Я ему для опытов банки консервные достаю.

Татьяна Михайловна рассмеялась.

— Да, да! Не смейтесь, — нисколько не обижаясь, продолжал мальчик. — Он свою пушку назовет «Илюша». Вот сейчас на фронте «Катюша» есть, «Иван» есть, «Андрюша» есть, а он назовет — «Илюша». А что, ведь, может быть, из Максима и получится знаменитый военный изобретатель? Ведь может быть?

— Наверняка получится! — подтвердил Виктор Николаевич.

— Позавчера Авилкин поспорил с Каменюкой, кто дольше без пищи выдержит. Каменюка тридцать часов не ел, похудел даже, а Павлик у себя в парте целый хлебный склад сделал, — случайно выяснилось. Наш географ говорит на уроке: «Что это вы, Авилкин, жуете?»

— А вот ты, Илюша, когда летом у тети был, рассказывал своим знакомым о разных проделках в училище? — спросил Виктор Николаевич.

— Нет, товарищ майор! — с жаром воскликнул Илюша, но, увидев укоризненный взгляд Веденкина, поспешно поправился: — Нет, ни за что, Виктор Николаевич! Меня один раз позвал к себе в гости наш председатель колхоза, Степан Иванович Борзов, — он еще с папой дружил, они в партизанах вместе были. Разговаривали мы о разном… И спрашивает Степан Иванович: «Небось, вы там, в Суворовском, частенько деретесь, друг дружке носы квасите?» Ну, конечно, Виктор Николаевич, без этого ж невозможно обойтись… Только рукава не закатываем, а то долго откатывать, если кто застанет. Но разве ж я скажу на стороне что-нибудь плохое об училище? Наоборот, я только самое хорошее рассказываю: о том, что есть у нас свой сад, гараж, что мы учимся на пианино играть и на скрипке, иностранные языки изучаем, стреляем боевыми патронами. Я уже стрелял боевыми патронами! — с гордостью воскликнул Илюша.

…Вечером Виктор Николаевич повел Илюшу Кошелева в училище.

— Почему ты, Илюша, за последнее время часто бываешь молчаливым и грустным? — спросил дорогой Веденкин.