Алые погоны

После недолгого сна Веденкин тщательно выбрился, позавтракал и пошел в училище.

Первым, кто его встретил там, был Павлик Авилкин.

— Товарищ майор, поздравляю! Выбрали! — сообщил он, сияя круглой упитанной физиономией.

— А вы откуда знаете?

— Старшина Привалов в избирательной комиссии. Говорит: «Единогласно!» В одном бюллетене написано: «Хочу походить на своего депутата». Товарищ майор! — озорно сверкнул зелеными глазами Авилкин. — Наказ избирателей: добейтесь, чтобы по воскресеньям нас бесплатно пускали на постановки в Дом офицера.

— Э-э-э, милый мой, вы еще не избиратель и наказ давать не вправе! — отшутился Веденкин.

— Да, но я выступал на избирательном участке, пел с хором и даже танцевал. Значит, содействовал!

— Разве что так, — рассмеялся историк и пошел дальше.

Артем, слышавший этот разговор, подошел к Авилкину, сказал невинным голосом:

— Есть совет, Павлуша.

— Какой?

— Чаще одну надпись в трамвае читай.

Авилкин посмотрел вопросительно.

— Какую? — спросил он, не ожидая подвоха.

— «Не высовывайся».

Павлик нахмурился.

— Не остроумно!

— Как умею! Ну, пошли, пошли, любитель искусств…

У методического кабинета Веденкин увидел Гаршева.

— Поздравляю, товарищ депутат! — математик так энергично потряс руку Веденкина, словно что-то взбалтывал.

— Спасибо!

Они вместе вошли в еще пустующий кабинет, выбрали место у окна и в ожидании, когда придут остальные, повели оживленную беседу.

В кабинет один за другим входили преподаватели.

С повязкой дежурного по училищу показался в дверях капитан Беседа.

— Алексей Николаевич, на минутку! — окликнул его Гаршев и, встав, пошел навстречу.

Капитан поздоровался со всеми и тоже поздравил Веденкина.

— Вы обратили внимание, как стал полнеть Авилкин? — тревожным шепотом спросил Гаршев, и Алексей Николаевич, ожидавший чего-то другого, невольно улыбнулся.

— Нет, нет, вы напрасно улыбаетесь! — сердито помотал бородой Гаршев. — Это не смех! Даже лоснится! Надо ж что-то предпринять?

— Надо, — становясь серьезным, согласился капитан Беседа, — я и сам заметил. Ему следует дать гораздо большую физическую нагрузку, тренировать в беге.

— Ну, конечно, я ж и говорю! — сразу успокоился Гаршев. — А Самсонов надолго выбыл?

Самсонов где-то подхватил стригущий лишай и уже несколько дней лежал в гарнизонном госпитале, в соседнем городе.

— Надолго! — огорченно сказал капитан Беседа.

— Мы с Виктором Николаевичем к нему съездим, учебники отвезем, задания дадим.

— Когда? — обратился математик к Веденкину так, будто бы они об этом уже говорили и иначе быть не могло…

— Да можно завтра, — с готовностью согласился Веденкин.

— Договорились! — обрадованно воскликнул капитан Беседа. — Я у него был, парню, действительно, надо там заниматься.

— Так и решили, — плотнее насадив пенсне на длинный нос, заключил Семен Герасимович. — Пойду покурю.

Он сунул в рот папиросу, — она стала походить на сосульку, застрявшую в бороде.

— Трехчасовым автобусом завтра поедем, — уточнил он и направился к двери.

ГЛАВА VII

1

Яркое, словно и не осеннее солнце штурмует окна училища. Только на юге бывают в октябре такие дни и такое солнце.

Дежурный по роте Илья Кошелев придирчиво осматривает в коридоре пол. Он блестит, но Кошелев недоволен. Капитан Беседа предупредил: «От Авилкина примете работу только безупречную».

— Кто же так натирает? — спрашивает Илья у вооруженного щеткой, обнаженного до пояса Авилкина. — А ну, еще раз, да хорошенько! Чтоб смотреть можно было, как в зеркало. Чтобы ясно было, чему равен авилкочас!

— За авилкочас будьте спокойны! — с задором бросает Павлик, и его щетка мелькает еще быстрей.

День субботний, и уборка в полном разгаре.

Около Авилкина вьется Скрипкин. Ему не терпится рассказать о событиях в классе, о том, какой он отменный старший отделения. И, забегая наперерез щетке, Скрипкин торопливо сообщает:

— Из Атамеева разве получится офицер? Не получится! А я должен требовать…

Авилкин вспоминает, как его самого когда-то мучила мысль: получится ли из него офицер? И ему становится неприятен Скрипкин, а Федя вызывает жалость: «Еще ничего неизвестно. Я напрасно подтрунивал».

— Балаболка! — вдруг строго говорит он оторопевшему Скрипкину и останавливается, отирая рукой пот с лица. — Нет того, чтобы помочь Атамееву. И болтаешь, и болтаешь. «Я да я»! Слушать тошно! Ты заметил, чтобы я так хорохорился?

«Заметил», — едва не вырвалось у Алеши, но благоразумие спасло его от ложного шага. Он покорно вздохнул, сложил губы, собираясь свистнуть, но только беззвучно пошевелил ими.

По коридору промчался Артем.

— Счастливого дневальства, Авилка!

— Мите привет! — солидно отвечает Павлик, продолжая натирать пол, а сам думает: «Аллочку бы увидеть».

У Аллочки бирюзовые глаза и толстые золотисто-пепельные косы. Авилкин вздыхает.

— Я, может быть, позже зайду, — кричит он вслед Артему.

Каменюка сворачивает вправо и, услыхав чьи-то всхлипывания, оглядывается. За высоким баком с водой, уткнувшись носом в стену, плакал Федя Атамеев.