Читаем Алые погоны. Книга вторая полностью

В обычное время не было принято ходить по этой узкой полосе земли, посыпанной песком. Только математик — Семен Герасимович — бродил, как ни в чем не бывало, по запретной зоне, выставив вперед правое плечо и, казалось, Гаршева сносит течением. Семен Герасимович имел праздничный вид. Ему недавно присвоили звание младшего лейтенанта и сегодня он впервые надел белый китель и синие, с малиновым кантом, брюки на выпуск. Со своей вьющейся бородой, в пенсне, Гаршев был очень представителен.

У дальней палатки стояли Сенька Самсонов и Артем Каменюка. Самсонов, увидя мирно шагающего по линейке Семена Герасимовича, прошептал удивленно:

— Ходит!

— Забыл, — снисходительно улыбнулся Артем, делая математику скидку на штатское неведение.

Каменюка досконально знал все порядки и ни за что не позволил бы себе пройти по линейке.

Когда суворовцы впервые приехали в лагерь, то увидели только груды щебня, кучи мусора, полуразрушенные сараи да захламленный берег реки.

Поротно принялись за работу все — большие и малые, офицеры и вольнонаемные. За два дня оборудовали спортивную площадку, разбили клумбы, расчистили берег. Радуя глаз, легли между палаток дорожки, из гравия; подмазанные, свежевыбеленные сараи были превращены в ружейный парк, кухню. На открытой, похожей на террасу, площадке над рекой появлялись столы и скамьи столовой.

… Река отделяет лагерь от большой деревни Яблоневки. Узкий, дрожащий мост соединяет оба берега, но во время лагерей ходить штатским по мосту строго запрещается — рядом колодец, штаб… Поэтому у моста часовой.

К своим обязанностям часовые относятся чрезвычайно ревностно. Они запомнили слова полковника Зорина: «Стоять на часах — значит выполнять боевое задание».

После развода Каменюка застыл под грибком с винтовкой в руках. Он не обращает внимания на купающихся неподалеку товарищей. Весь вид его — сурово сдвинутые брови, синие настороженные глаза, вздернутый раздвоенный подбородок выражают решимость и чувство долга.

Какой-то житель деревни — бородатый мужчина, в вышитой рубашке под коротким пиджаком, — пытается пройти по запретному мосту. Дошел уже до половины. Артем шагнул из-под грибка, закричал властно:

— Назад! Прохода нет!

— Да я… — начал было объяснять мужчина и, видно, затрудняясь подобрать форму обращения, запнулся, — понимаете, гражданин…

«Гражданин» приказал еще неумолимее:

— Назад! Прохода нет!

— Товарищ военный! — умоляюще прокричал бородач, прикладывая ладони к груди.

— Нельзя! — Артем устрашающе выдвинул вперед незаряженную учебную винтовку. Штык грозно заблестел на солнце. Бородач крякнул, развел руками и, добродушно улыбаясь, отступил.

Было темно, когда Каменюку сменил Сенька Самсонов, Ему уже двенадцать лет, он вырос, вытянулся, но брови по-прежнему похожи на белые налепленные полоски пластыря, а губы, обычно расплывающиеся в широкую, от уха до уха, добродушную улыбку, сейчас плотно сжаты.

Уснул лагерь.

Деревья в темноте похожи на великанов в накинутых плащ-палатках. Великаны дремлют. Провыла где-то собака. В роще кто-то крикнул: «гук-гук!» и захохотал. Знаешь, что сова, а страшно — рука крепче сжимает винтовку.

Кто это движется у моста?

— Стой, кто идет? — как можно внушительнее окликает Самсонов. Отлегло от сердца — это капитан. Беседа. Алексей Николаевич, удаляясь, усмехнулся, подумал удовлетворенно: «Пожалуйста, — повесть о том, как трепетный кролик превращается в львенка».

Сенька опять остался один, через час смена постов. Ночью дежурят только старшие. Вдруг с чердака штаба, что стоит напротив моста, глухой голос:

— Пой-дем! Пой-дем! На клад-би-ще!

Загораются в темноте два зеленых глаза. Ничего, ничего, не робей, храбрый тот, кто умеет подавить свою трусость! Суворову в бою и не так страшно было, а он только говорил себе: «Дрожишь, скелет, ты еще не так задрожишь, когда узнаешь, куда я тебя поведу».

А утром выяснилось — сыч кричал с чердака штаба.

* * *

… Подъем в шесть часов утра. После общей физзарядки и завтрака, роты снова выстраиваются позади палаток. Горнист переливчато выводит: «Приступить к занятиям! Приступить к занятиям!»

Подают громкую команду командиры рот:

— На занятия шагом марш!

Роты, подтянутые, свежие, бодро проходят под оркестр мимо генерала, неизменно стоящего в восемь ноль-ноль у входной арки лагерного городка.

После нескольких напряженных часов перебежек, ползанья, стрельб — отдых кажется особенно сладким.

Капитан Беседа и Ковалев, — добровольный его помощник, — уводят группу малышей на речку — учить плавать, а Виктор Николаевич Веденкин, собрав ребят из младшей роты, говорит таинственно: «Пойдемте в разведку» и увлекает их в рощу. Вот ведь человек — все знает! Настоящий следопыт. Присмотрелся к земле, усыпанной прошлогодними листьями, и уверенно объявил:

— Два часа назад здесь человек прошел.

— Откуда вы знаете? — ахают ребята.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Стилист
Стилист

Владимир Соловьев, человек, в которого когда-то была влюблена Настя Каменская, ныне преуспевающий переводчик и глубоко несчастный инвалид. Оперативная ситуация потребовала, чтобы Настя вновь встретилась с ним и начала сложную психологическую игру. Слишком многое связано с коттеджным поселком, где живет Соловьев: похоже, здесь обитает маньяк, убивший девятерых юношей. А тут еще в коттедже Соловьева происходит двойное убийство. Опять маньяк? Или что-то другое? Настя чувствует – разгадка где-то рядом. Но что поможет найти ее? Может быть, стихи старинного японского поэта?..

Александра Борисовна Маринина , Александра Маринина , Василиса Завалинка , Василиса Завалинка , Геннадий Борисович Марченко , Марченко Геннадий Борисович

Детективы / Проза / Незавершенное / Самиздат, сетевая литература / Попаданцы / Полицейские детективы / Современная проза