Алые погоны. Книга вторая

— В тесноте, да не в обиде! — пошутил Боканов, смеющимися глазами оглядывая собравшихся. Здесь были офицеры-коммунисты первой и пятой рот, комсомольцы, утвержденные бюро выпускной роты как шефы малышей, беспартийные преподаватели.

На диване уютно устроился между Ковалевым и Беседой, стиснутый ими, Виктор Николаевич Веденкин.

— Это вы прекрасно придумали, — братски заботиться о малышах! — одобрительно говорит он Ковалеву.

— Нас Сергей Павлович надоумил, — объяснил Ковалев, радуясь и тому, что вот он как равный сидит здесь с коммунистами, и тому, что они вместе будут решать, как лучше воспитывать младших. На душе было празднично. Теперь он сам — немного воспитатель… Это ко многому обязывало и как-то очень поднимало в собственных глазах.

— Товарищи, — раздался голос Боканова, стоявшего у стола, рядом с двумя командирами, рот, — начальник политотдела поручил мне собрать вас, чтобы обсудить план совместных действий…

Тутукин и Русанов сели по обе стороны Боканова. Он продолжал:

— В кадетских корпусах процветало издевательство великовозрастных детин над новичками, насаждалось холуйство. Старшие заставляли малышей чистить себе обувь, состоять на побегушках, трепетать перед кулаком старшего. Суворовские училища строят коммунистические отношения дружбы и взаимного уважения между старшими и младшими воспитанниками. Если мы отнесемся к делу не формально, а с живой, страстной заинтересованностью, оно даст прекрасные всходы. Похвально иметь детальный и обширный план работы, но если мы сведем все лишь к «выполнению пунктов» этого плана, «проведению мероприятий» — мы лишим прекрасное дело тепла и сердца, погубим его. Будьте почаще вместе со своими меньшими братишками, — обратился офицер к комсомольцам, — в перемену, в свободный час, всюду и везде пусть они вьются около вас, ждут вас. Между делом, гуляя вместе в городе, поинтересуйтесь, как учатся, что пишут им из дома? Расскажите им, что значит быть комсомольцем, каким должен быть молодой большевик. Партийная организация рассматривает ваше шефство как, важную политическую работу… Мы уверены — вы оправитесь с заданием…

… Через несколько дней произошла торжественная встреча комсомольцев первой роты со своими новыми товарищами.

Рота Тутукина выстроилась в актовом зале. Подполковник Русанов, в парадном кителе, при орденах, привел сюда же своих. Играл оркестр. Комсомольцы — их было двадцать — высоких, подтянутых, с безупречной выправкой — остановились посреди зала. Русанов, обращаясь к малышам, сказал:

— Партийная и комсомольская организации первой роты прислали к вам самых лучших своих воспитанников. Вот вице-старшина Гербов Семен (Гербов сделал вперед два энергичных шага и медали, прозвенев, снова ровным рядком легли у него на крутой груди) — он знаменосец училища; суворовец Анатолий Глебов — лучший строевик, гимнаст, передаст вам свой опыт; вице-сержант Андрей Сурков — его картину «Подвиг Юрия Смирнова» вы видели в читальном зале — он научит вас хорошо рисовать; вице-сержант Владимир Ковалев — подготовит из вас отличных стрелков… Комсомольцы Гербов, Сурков, Глебов, Ковалев, — станьте на правый фланг четвертого отделения пятой роты! Теперь это отделение ваше…

Немного позже, когда раздалась команда подполковника: «Разойдись!» — малыши облепили шефов. Те кажутся гренадерами, неловко передвигаются в гуще мелюзги, словно боятся случайно раздавить кого-нибудь, и ужо в этой осторожности чувствуется застенчивая нежность.

* * *

Шел последний урок в субботу. Взвод Боканова в географическом кабинете смотрел киножурнал «Египет сегодня».

В дальнем углу кабинета сидел полковник Белов. В темноте, под однообразный стрекот аппарата, голос географа звучал особенно выразительно и словно бы издалека. Иногда на экране появлялась указка учителя:

— Посмотрите, как примитивны орудия труда, какие изможденные лица у этих рабочих… Нет, не сладко жить и трудиться в «раю» английского империализма.

Фильм закончился, — казалось, оборвался. Открыли затемненные окна, дневной свет хлынул в комнату, заставил прищуриться. Под впечатлением только что увиденного на экране — юноши сидели задумчивые и серьезные. Полковник, одобрительно покачивая головой, что-то записывал в тетрадь посещений.

Громко, под самой дверью, сигналист протрубил окончание урока.

Павлик Снопков при первых же звуках трубы тряхнул головой, будто отогнал тяжелое видение, и тихо проворковал, прислушиваясь к веселым руладам:

— Серенада, ты — моя радость!

Снопков был выдумщиком многих ходящих по роте острот. Это он сокрушенно назвал пятерку «неуловимым Яном», а путь в столовую — «Золотой тропой».