Алые погоны. Книга вторая

— То, что они увлекаются историей — превосходно, но вот, что вы, Виктор Николаевич, теряете чувство меры при даче домашнего задания — это я решительно осуждаю. Вчера они должны были и по учебнику прочитать, и по «Краткому курсу», и законспектировать дополнительную литературу. Половина вечерней подготовки у них ушла на историю. Я такой «патриотизм» учителя не признаю, когда он забывает о товарищах по работе, о других учебных предметах и реальных возможностях учащихся…

Веденкин немного опешил от этого наступления, но стал оправдываться:

— Исключительный случай… Дальше задания будут гораздо меньшими… Но вы согласитесь, что историю они должны знать как следует… И что этот предмет..

— Так же важен, как математика, — прищурив глаза, помотал бородой Гаршев. Виктор Николаевич посмотрел на математика и понимающе расхохотался. Гостеприимно раскрыв портсигар, Веденкин протянул его Боканову. Сергей Павлович потянулся было за папиросой, но вспомнив, с сожалением отвел руку:

— Не курю… бросил.

Гаршев извлек свой неизменный кисет, — он не признавал папирос.

На минуту заглянул Беседа, — он сегодня дежурил по училищу и — не успел днем узнать у Виктора Николаевича, как прошли уроки в его отделении.

— Что у меня? — поздоровавшись со всеми, быстро подошел Алексей Николаевич к Веденкину.

— Неплохо, — успокаивающе ответил майор, — двоек нет…

— А тройки? — обеспокоенно спросил капитан.

— Из десяти опрошенных только две троечки…

— Так это же очень плохо! — огорчился Беседа. Они решили встретиться завтра, поговорить подробнее. Алексей Николаевич заметил в углу дивана молчаливого, чем-то расстроенного капитана Васнецова — преподавателя литературы. Несколько дней тому назад Беседа попросил его: «Если это не нарушит ваших планов, дайте, пожалуйста, моим сынкам для сочинения тему: „Какую роль играет чистота и аккуратность в коллективном труде?“».

Сейчас, пожимая руку Васнецова, Алексей Николаевич с интересом спрашивает:

— Писали?

Васнецов молча копается в портфеле и протягивает Беседе тетрадь Сени Самсонова.

«На корабле — почему такая четкость? Там чистота, порядок! И на производстве чистота — разве же в грязи хорошие детали сделаешь? Да что далеко за примерами ходить: у нас, если воспитанник неряха — измазан, неумыт, тетрадь у него не в порядке, ботинки пыльные — на него просто смотреть противно. Я сам такой раньше был — знаю!»

Беседа расхохотался. Смеялся он так заразительно, до слез, выступивших на глазах, что невольно заставил смеяться и тех, кто не знал, в чем дело.

— Здорово это мы с вами придумали! — радуясь, сказал он Васнецову, — я завтра постараюсь вас увидеть, остальные работы прочту — это для меня клад.

Васнецов, сумрачно посмотрев, кивает головой. Он не мог отделаться от неприятного чувства виноватости. Сегодня на уроке у него был полковник Белов и потом справедливо укорял: «Вы упустили возможность рассказать о борьбе Ломоносова с иностранным засильем в Академии». Учитель не хотел простить себе этого промаха.

Беседа распрощался со всеми и ушел, но, видно было, ему очень хотелось побыть здесь еще.

… Заспорили об оценках.

— Не люблю озираться на баллы вчерашнего дня, — с обычной для него горячностью заявил Веденкин. — Что заработал, то и получай!.. Я вам больше скажу: если у меня возникает на то моральное право, хотя бы малейшее, я с удовольствием, понимаете, с удовольствием, ставлю пятерку слабому и двойку отличнику…

— Разве можно поставить пятерку Савве Братушкину по случайно удачному ответу, если я наверняка знаю, что его потолок — четыре? — спокойно возразил пожилой, худощавый географ.

— Вредная предельщина! — воскликнул Виктор Николаевич и взъерошил волосы. — Вы Савву обрекаете на четверку. Предопределили… и он сам начинает верить, что на большее неспособен.

И уже спокойнее, сдерживая себя, продолжал:

— Есть сторонники опроса редкого, но, как они говорят, фундаментального, одного ученика по двадцать-тридцать минут спрашивают, я противник этого. Спрашивать надо понемногу, но чаще, все время прощупывать, восемь-десять раз за четверть тормошить. Тогда никто никогда не гарантирован, что не будет снова вызван. Иной раз, — Виктор Николаевич хитро сузил глаза, — устроить «проверку честности» — четыре-пять раз подряд одного и того же вызывать. Или делать «сюрпризы последнего дня четверти». Парень уже успокоился «пятерка обеспечена, можно урок не учить», а я ему — «пожалуйте ко мне!». Вы скажете — «ловите, вредничаете», а я отвечу: «Нет, приучаю к систематической работе!»

Яростный спор закончился победой историка, но Веденкин не успокоился и нашел новое поле боя: