Алые росы

Вера повернула лицо к Валерию. «Она, конечно, приятно поражена яркостью моей речи. Больше не надо слов, а то ненароком испортишь ту общность мыслей и чувств, что, кажется, уже возникли».

— Вера Кондратьевна, — закончил Валерий, — как видите, я не стал хуже.

— Простите, но я, пожалуй, согласна с тем, кто выкрикнул грубость. Валерий Аркадьевич, отчизну надо защищать без истерики и… не там, где ее пытается защищать ваш кумир Керенский.

— Здравствуй, Вера, — раздался чистый, певучий голос.

— Здравствуй, Евгения. Ты с чемоданом? На поезд?

— Как всегда, по заданию комитета, в степь, в Камышовку, в общем — в латифундию дома Ваницких, — говоря так, Евгения с любопытством рассматривала красивого офицера почти так же, как он осматривал хорошеньких девушек. Рыжая, стройная Грюн была очень эффектна и, видимо, очень смела…

Она чуть приметно подмигнула Вере.

— Я удивлена — ты и вдруг с офицером?

— Тогда познакомься: Валерий Аркадьевич, сын Ваницкого.

— Сын того самого?

— Да.

— Ох, монашка, монашка. Что ж, пожелаю успеха, — сказала с затаенным ехидством, но Валерий ответил чистосердечно: «Спасибо». Хотелось сказать, что новая знакомая очень эффектная девушка, но показалось бестактным хвалить другую в присутствии Веры. Но надо прервать молчание, оно становится неприличным.

— Такая молодая и разъезжает одна. И зачем-то по местам, где расположены конторы отца?

Вера не слышала. Встреча с Евгенией не сулила добра, особенно после июльских расстрелов. Вера встревожена. Спросила у Валерия:

— Послушайте, вы примкнули в конце концов к какой-нибудь партии?

— Слава те господи, нет. И совершенно свободен… Впрочем, вы в знаете, кто такие кадеты?

— Примерно.

— Так вот я, наверно, в душе кадет. Хороший кадет. Пекусь о народном благополучии. Был бы у нас по-прежнему царь, Дума, министры, ответственные перед Думой… и просвещенный монарх…

Вера неожиданно перебила.

— Спасибо, Валерий Аркадьевич, я пришла, — протянула загорелую руку. — Я очень рада, что вы кадет.

— Правда? А почему?

— Недавно мы с папой вспомнили вас. Я уверяла, что вы должны решительно полеветь, а он утверждал, что вы человек по-своему честный, но левее кадетов вам не пойти. Я всегда очень рада, когда убеждаюсь в уме моего отца.

Валерия покоробило. Вера судит его. Значит, не любит. Ответил с насмешкой:

— И вас захватила мода последних дней, и вы прописались в партийные?

Вера рассмеялась.

— Избави бог! У нас все по-старому, по-прежнему. Папа, как был большевиком, так и остался, я — тоже. Прощайте.

Надо бы остановить ее…

— Может быть, скажем все-таки до свидания?

— До свидания, Валерий Аркадьевич. Я рада сегодняшней встрече. Приходите еще. Все же мы были друзьями…

— Были? Мы будем друзьями! — и пошел вслед за Верой, но калитку загородил какой-то небритый тип, в замасленном пиджаке.

— Здравствуйте, господин офицер, — улыбался он во всю ширь смуглого лица, — вы случайно не Тамбовской губернии?

— Что?

— Не Тамбовской губернии, спрашиваю? Из усадьбы «Лужки»? Барин там был, точка в точку такого обличая, — говорил и медленно выходил за калитку, вытесняя Валерия.

— Пусти! — А Вера уже завернула куда-то и теперь ее надо искать, — Пусти… К-каналья…

— Во-во, — расхохотался мастеровой, — господин офицер наниматься пришел? Мне как раз подручного надо. Только я строгий. За водкой пошлю, так долго не бегать, вашбродь, огурцы чтоб хорошие для закуски… Вам направо, господин офицер? Может, я вас провожу?

В калитку вошли два солдата. Мастеровой молча пропустил их и опять потихоньку начал теснить Валерия.

Стараясь не прикоснуться к замасленному пиджаку, Валерий отступил на тротуар и тут прочел вывеску на воротах: «Паровая мельница Ф. Г. Петухова».

— Так, значит, вы из Херсонской губернии? Выходит, земляки! — мастеровой раскинул руки, словно собирался обнять.

«Боже мой, народ собирается, смотрит, хохочет. Еще в историю попадешь».

Круто развернувшись, Валерий стремительно пошел прочь, продолжая недоумевать: какая нужда привела Веру на мельницу Петухова? Явно не случайно заговорил с ним этот нахал? Вера большевичка? Якшается с этим сбродом? — появилось чувство легкой брезгливости. — Но почему его, офицера, защитника Родины, не пустили на мельницу? А солдаты прошли в калитку?..

Волнующе недосказанное почудилось вдруг Валерию. Как в детстве при упоминании о масонах или о розенкрейцерах Вера превращалась в какую-то жрицу. Вот она в ярко-белом с золотом ритуальном наряде идет к Валерию. Пленительно грациозная, чистая, прикоснуться губами к краю ее одежд — величайшая милость. Она улыбается ему.

— Извините, господин офицер, позвольте вас обойти, — услышал Валерий и вздрогнул. Он действительно стоял посередине узкого тротуара, загородив дорогу дебелой, пышногрудой даме в кружевной накидке, с малюсенькой собачкой на тонком шнурке.

5.