Алые всадники

Известие о том, что в Малиевку прибыл большой отряд чекистов, не удивило Распопова. После расправы с Чубатым и зареченскими милиционерами чекистов надо было ждать неминуемо.

– Сам, говоришь, во главе? Председатель ихний?

Охрим сказал, что такая весть по слободе пронеслась. Схватил на лету, особо дознаваться и расспрашивать было некогда: войска выгружались из вагонов.

– Емназист, значит… Так-так. Ну, ладно.

Усмехнулся. Поглядел на Соколова хитро, с прищуром.

– Что делать будем, господин начштаб?

– Думаю, – сказал Анатолий Федорыч, – что в условиях нашей пересеченной местности разумно не выходить навстречу неприятелю, принять удар здесь, в Комарихе. Тем более, что буран в поле ужасный, он может спутать все наши карты. А тут мы владеем рядом естественных высоток и в этом, мыслю, наше преимущество. Подпустить вплотную и обрушить огонь на голову противника. Такова, мыслю, стратегия боя.

– Такая, значит, твоя стратегия…

Щурил, щурил атаман рыжий ястребиный глаз.

– Ну, добре. Теперь слухай, шо я кажу… яка вона моя стратегия буде. Пересеченная местность – от то ж и гарно! От то ж и треба нам, ваше благородие… Не сидеть на этих, хай им бис, высотках, а идти у поле. Да залечь у Бирючьей балки – с обоих боков шляху. Ось у цей балки и будемо лупить емназиста… А то шо ж усе у Комарихе отсиживаться? И так уж насиделись богато, треба хлопцам розминку зробыты… Ну же, ну. Подымайте людей, да и с богом! Чего ж золотое-то времечко терять…

Соколов и Валентин вышли.

Атаман надел франтовскую полубекешку, перетянулся ремнем. По-хозяйски дунул на яркое пламя лампы.

– Стратегия… – проворчал. – Це, може, и верно – добрая стратегия, да господская… А наша, мужицкая, – волчья: сгрёб за холку да и годи! Найкраще этак-то.

Бирючья балка

От Малиевки до Комарихи двенадцать верст. Никто их, конечно, не мерил, версты эти. Лет двести, как зачиналось село, беглый козак Комарь, первый поселенец, прикинул на глазок – двенадцать. Так и пошло из рода в род.

А верст было все двадцать.

Шли трудно. Метель слепила, ноги вязли в снегу. Через множество логов виляла дорога, то спускаясь вниз, то круто взлетая в гору. В низах намело по пояс. Длинной черной змеей растянувшаяся рота разгоряченными телами бойцов вспахивала глубокую снежную борозду.

Шагали во главе Алякринский, Чубатый и проводник. Хотя дорога была прямая, по столбам, Чубатый почему-то настоял взять провожатого. Хлопчик лет пятнадцати пошел с охотой, его любопытство разбирало, как будут ловить Распопова. Он и Алякринский шли рядом, вели разговор о будущей жизни. Хлопец расспрашивал, как, к кому толкнуться в губернии, чтобы поступить выучиться на учителя.

Этим троим, идущим во главе, приходилось труднее всех: они были острием лемеха, вгрызающегося в сугробы.

Шли час, шли другой, шли третий.

Двенадцати верстам конца не было.

Сперва надеялись – вот уляжется, вот утихнет буран, а он с каждым часом все лютел.

Куцый денек потух.

И началось… Закрутило. Куда против прежнего! Так закрутило, как это в наших южнорусских степях может крутить: вой, плач, хохот, стоны… Дуги не видать.

Разведчики ушли на лыжах вперед – и пропали. Не заплутались ли? Нет, сбиться с дороги невозможно – над головой проволока гудит, столбы маячут, как мороки, выскакивают из снежного месива, указывают путь.

В одном ложку посидели, покурили. И как ни трудно, как ни тревожно было, нашлись весельчаки. Вместе с мерзлым сухарем, с крошками табаку-махорки нашарили, вытянули из солдатских карманов шутейные присловья, соленые побрехушки. Смех, гогот всколыхнул суровое безмолвье глухого лога.

Чиркнув спичкой, Алякринский поглядел на часы: всего-то навсего четверть восьмого! А думалось, что за полночь. Снова пошли. Снова ныряли в овраги. Время от времени останавливались, кричали, звали разведчиков.

В ответ буран ухал.

И вдруг – зачернели кусты. Дорога круто побежала вниз, в заросли.

– Бирючья балка, – сказал провожатый хлопчик. – Тут тебе за балкой и Комариха, полверсты не будет. Я эти все места, хоть глаза завяжи…

Он не договорил. Упал. Лицом вниз. Зарылся руками в рассыпчатый снег.

Бой

Бестолково хлопали выстрелы. Пулеметы стучали справа и слева. Метель ревела.

– Бей комиссаров!

Чубатый палил в сумасшедшую мглу.

– Гады! Гады!

Всё смешалось. Снежные шевелящиеся столбы. Мятущиеся тела людей. Черные кусты орешника.

– Бей комиссаров!

Выскочил из ревущей белесой тьмы, прямо на Алякринского – длинный, нескладный, в городском пальтишке.

– Бе-е-ей!

Николай пристрелил Римшу в упор. Но набегали, набегали другие, такие же орущие, исступленные…

– Бей!

Снежные столбы возникают и рушатся. Черные, в малахаях, в косматых шапках, сколько их! Один упал. Еще один взмахнул руками. На мгновение замер так, словно раздумывая – бежать ли, падать ли?

Завалился.

По малахаям бьет Николай. «Держись, друг!» – слышит охрипший голос кого-то из своих. Островерхие шлемы замелькали рядом. Еще… еще!

– Товарищи!

Первые минуты растерянности проходят. Вокруг Алякринского собираются краснозвездные шлемы.

– Вперед, товарищи!