– Прошу прощения, – пробормотал он. – Извини, что говорю так… Но я не понимаю, как может сработать твоя уловка. Дайсон просто представит свою жену, а потом быстро увезет ее обратно в Корнуолл, от греха подальше.
– Он так не сделает, – заявил принц очень уверенным тоном.
– Да? Почему?
– Ее величество не допустит этого. Ну, ты ведь знаешь, что мама души не чаяла в матери Дайсона.
– Да. Они стали лучшими подругами, когда мать приехала в Англию в качестве невесты короля. И что из этого?
– Мама приходится крестной матерью Дайсону.
– И?
– Я убедил ее, что герцогиня Дайсон нуждается в покровительстве, одним словом, что жена ее крестника подверглась социальному бойкоту из-за злых и совершенно безосновательных сплетен, которыми обросла ее свадьба.
– Я не слышал никаких сплетен.
Принц поджал губы.
– Уильям, ты не хочешь думать. Дело не в том, есть сплетни или их нет.
Упрямство читалось в выражении лица Кларенса, когда он нетерпеливо ответил:
– Тогда я хотел бы, чтобы ты наконец объяснил, в чем дело.
Вздохнув, его высочество ответил:
– С самыми что ни на есть благими намерениями мама заставит Дайсона представить свою герцогиню высшему обществу. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что Дайсон никогда по доброй воле не окажет мне услуги. А когда герцогиня станет выходить в свет, Чарльз, конечно, будет тут как тут, чтобы побеседовать с ней.
– Зачем Фоксу беседовать с ней? Почему этого не можешь сделать ты? – упорствовал Кларенс. – Если герцогиня хочет, чтобы ее спасли от Дайсона, как ты, похоже, думаешь, она с таким же успехом может обратиться к тебе или ко мне, как только представится такая возможность. Почему именно Фокс?
Принц, похоже, оказался в тупике. Через секунду его лоб разгладился.
– Откуда мне знать? Кто может проникнуть в тайны мышления политика? У них в головах полная неразбериха. Тем не менее ты подсказал мне хорошую идею. После аудиенции посмотрим, удастся ли разлучить Дайсона с его женой. Если ее нужно спасать, разве это не будет для нее самой подходящей возможностью попросить о помощи?
Его высочество с трудом поднялся на ноги и бросил прощальный любовный взгляд в длинное псише.
– Полагаю, что мы не можем не заглянуть к папе, раз уж мы здесь, – с надеждой в голосе произнес Кларенс.
– Если мы этого не сделаем, мама никогда нам не простит, – прозвучал уничтожающий ответ. – Пойдем, Уильям. Пора познакомиться с герцогиней Дайсон.
Габриель пыталась успокоиться. Даже когда ее впервые представляли первому консулу в Париже, она так сильно не нервничала.
Кэм, подбадривая, накрыл рукой ее дрожащие руки, но не сказал ни слова.
Всему виной это ожидание, решила Габи. Сначала долгая дорога от дома Кэма на Ганновер-сквер – Виндзорский замок находился в добрых шестнадцати милях[62]
от Лондона. А теперь это бесконечное ожидание в приемном зале королевы. Почти час Кэм старался помочь ей расслабиться, рассказывая об особенностях комнат, которые Чарльз Второй оборудовал для своей супруги, королевы Катарины Браганза. Несмотря на чудесные расписные потолки и гобелены, интерьер в стиле барокко был, по мнению Габриель, слишком официальным, чтобы можно было чувствовать себя здесь уютно.Габи ненавидела помпезные церемонии. Кэм обещал ей, что это будет неофициальная аудиенция. Почему тогда ее нарядили в самое блестящее платье, какое когда-либо было и ее гардеробе? Габриель опустила глаза, но они снова широко раскрылись при виде изысканного узора из лозы и роз, рельефно вышитых гладью и французскими узлами. Белое и цвета слоновой кости платье раньше принадлежало матери Кэма. Это был ее свадебный наряд, мимоходом упомянул Кэм. Габриель настолько захлестнули эмоции, что она не в силах была произнести больше, чем просто «спасибо».
Наняли целую армию швей, чтобы распороть старые швы и предать платью его теперешний модный вид. Однако оно не совсем отвечало современной моде. Да, у платья был глубокий квадратный вырез и пышные рукава. Но под верхней газовой юбкой была еще одна юбка из сатина, поддерживаемая обручами. А сзади платья был газовый шлейф, длиной, казалось, в несколько миль.
– Обычная английская юбка, – успокаивал Кэм, когда Габриель запротестовала, уверяя, что юбка слишком изящна, слишком величественна, чтобы можно было чувствовать себя в ней комфортно. Ей никогда не приходилось надевать подобные вещи. Газовая ткань была так густо покрыта вышивкой, что походила на брюссельское кружево.
Больше всего неудобств Габриель причинял шлейф. Она часами тренировалась ходить с ним. Насколько она помнила, с этой задачей ей удавалось хорошо справляться. Габи не могла понять, для чего нужен шлейф. Но Кэм уверил ее, что он