Отдельно «волчицы» поговорили с несколькими обнаруженными среди полона полуафриканками, пеплосы которых были сделаны короткими, не длинней середины бедра, ибо эти темнокожие девушки не ведали смущения перед лицами противоположного пола. Выяснилось, что их пираты пленили совсем неподалеку отсюда -на большом острове (скорее всего, на Корсике) и сделали они это, очевидно, по неискоренимой привычке хватать руками все, что плохо лежит. Немного подумав, Сергей-младший, по принципу «подобное к подобному», решил присоединить полуафриканок к команде «Медузы» в качестве юнг. Там они гораздо быстрее освоятся в ак-вилонском обществе, чем в компании монашек из шестнадцатого века, с которыми у них нет ничего общего.
До наступления темноты охотничьи партии, веером разошедшиеся по острову, успели добыть трех кабанов и более десятка диких коз. Часть мяса отправили на «Медузу» для тех, кто не собирался сходить на берег, а остальное употребили на месте. И вот уже на берегу запылали костры, над которыми висели котлы с побулькивающей густой похлебкой из бобов, пшеницы, лука и сушеной моркови из пиратских запасов, а также свежедобы-того мяса и травок-приправ, собранных еще во время стоянки в заливе Сувла. Гребцам Сергей-младший распорядился выдавать двойную порцию, ибо того требует справедливость, а остальным хватит и одной. Впрочем, бывшие монашки с ужасом смотрели на предложенную им еду, ибо из их одной чашки можно было вусмерть укормить двух, а то и трех таких худосочных девиц.
И вот настало время, когда все насытились, женщины из тылового невооруженного подразделения собрали посуду для централизованной помывки, освобожденные мастеровые и большая часть гребцов ушли спать на галеры, а бывших монахинь стали грузить в шлюпки для переправки на «Медузу». Именно в этот момент вокруг одного из костров собрались в кружок командиры подразделений, в числе которых оказался и Арно де Ланжевен.
- Итак, господа и товарищи, все хорошо, что хорошо кончается, - сказал Сергей-младший, выслушав устный доклад корабельного секретаря. - Сегодня Аквилония приросла, и не самыми худшими людьми и корабельными вымпелами. Но мне кажется, что смысл данного заброса этим не исчерпывается. У кого по этому поводу есть мнения? Начнем, пожалуй, с самого младшего в нашей команде - корнет, вам слово.
- Я думаю, - волнуясь, сказал корнет Румянцев, - что главной целью этого, как вы выразились, заброса было дать нашим людям почувствовать себя освободителями страдающих христиан из магометанской неволи. На ши гусары от этого тоже сильно воодушевились, хоть сами участия в бою не принимали. В деле с британской колонией тоже было подобное чувство, но сейчас оно гораздо сильнее. Британцы все были такими же, как мы, европейцами и христианами, только сошедшими с ума от случившегося с ними злоключения, а сейчас мы победили разбойников-магометан, настоящих врагов всего цивилизованного европейского мира.
- Я думаю, юноша, - сказал подпоручик Акимов, - что вы правы по поводу важности того, что наши бойцы еще раз почувствовали себя солдатами-освободителями, и ошибаетесь по поводу противопоставления британцев и берберских пиратов, - сказал подпоручик Акимов. - И те, и другие мазаны одним разбойничьим миром, только британцы умеют натягивать на себя овечьи шкуры для маскировки, а берберы этим не занимаются, прославляя открытый разбой.
- Да, - согласился младший прогрессор, - так оно и есть. Впрочем, повстречайся нам корабли под любым другим флагом, кроме русского - в любом случае нам пришлось бы вступать с ними в бой и побеждать, ибо никто из них не был лучше берберских пиратов. Своих сограждан победители берберов, быть может, еще освободили бы, а всех прочих оставили бы сидеть в железах. Господин де Ланжевен, а вы что скажете?
Пока шла дискуссия, корабельный секретарь Бородин старался в общих чертах переводить французскому дворянину смысл разговора, чтобы тот не чувствовал себя на этом собрании полным идиотом1
, и, когда Сергей-младший задал свой вопрос, тот встал и сказал:- Вы совершенно правы, монсеньор. Если бы берберов победили испанцы или корабли под флагом Папы, то я, скорее всего, так и остался бы в кандалах, а если бы победителями оказались мои соотечественники-французы, то в рабстве остались бы испанцы, которых мы очень не любим, и, возможно, итальянцы. И уж точно никому не пришло бы в голову снимать кандалы с чернокожих гребцов, которых вы освободили точно так же, как и христиан-европейцев. Вот это для меня наиболее удивительно.